– Кто? – снисходительно посмотрела торговка. – Чешингер. Виконт де Ятим.
Фундамент, на который опирались мечты и надежды, беззвучно ухнул в провал. В этот бездонный колодец отчаяния падал и Митя. А наверху, в быстро отдаляющемся кружке света, радостно лыбился злонамеренный враг.
Предвкушение праздника – уже светлый праздник. Радостное возбуждение перед большим ежегодным парадом вернуло на улицы улыбки и смех. Украшенный флажками город тонет в цветах, умыт теплым дождем и гордо сияет золочеными шпилями. Всеобщая суета и торжественность сегодня оправданы – процессию возглавит король. С ним приехала и вся его свита. Это означало, что будет пир горой, а слух горожан усладит звон чеканной монеты.
Замок герцога, имения, гостиницы, постоялые дворы и даже казармы заполнились массой дармоедов – маркитантами, шлюхами, кондитерами, парикмахерами и прочей челядью, жизненно необходимой в любой войсковой операции. И потому город сорил деньгами и бесшабашно бурлил, отыгрываясь за год экономии.
Митя же, напротив, чувствовал себя отвратительно. Вернувшись в конюшню без башмачков, нашел мирно спящую на соломе Верусю. Обычно она не ела одна, поэтому заснула голодной, а проснулась злой как собака. Это презрительное молчание хуже, чем крик. Утром даже лошади от нее в страхе шарахались. Яд в уме пучил, просился на выход, и режим тишины девочка долго держать не могла.
– И не говори со мной так! – сорвалась наконец-то она.
– Я же молчу! – огрызнулся Митя.
– А я все слышу!
Он лишь устало покачал головой. Оправдываться уже бесполезно. Всё, что скажет, поймет через жопу и обернет против него. Укротить подружку было почти невозможно. Оставалось только ждать, когда немного остынет. А закипало там достаточно часто. Вот как сейчас.
Наверное, это можно понять. Не может смириться с потерей скиллов, оттого и психует. Только зачем свою боль и отчаяние изливать на него?
Как правило, Веруся находилась в одном из двух состояний. То, что было сейчас, Митя еле терпел. Он любил и хранил в сердце другое – то, где видел чарующий трепет души. Если первая горда, капризна и остра на язык, то вторая нежна и трогательна в своей беззащитности. Сейчас она скрыта под маской презрения, но вскоре покажется и вновь расцветет.
– Так на парад идем или как? – подчеркнуто безразлично спросила Веруся, закручивая вокруг пальчика огненный локон.