Равлик давно перестал быть «слушающим». Но сталкер все еще оставался верен самому себе, считая, что, нося слишком броскую и надуманную амуницию, он окончательно потеряет связь с Зоной. Именно поэтому ветеран до сих пор использовал только свое старое снаряжение, отказываясь от любых предложений по смене оного на более совершенные.
Взяв на себя инициативу разведать обстановку, Филин поднялся, скрипнув стеклянной крошкой, и направился к краю оврага.
– Что же ты увидел там, в лесу? – проговорил сам себе под нос Филя, так и не осмелившись выпытать у бывалого все подчистую.
Лев не без жалости наблюдал, как Равлик собирается с силами для последнего марш-броска до научного городка, и гадал, сколько еще тот протянет в прежнем темпе. Парню не очень нравилось навалившееся на него внезапно чувство ответственности. Но вместе с тем Филин чувствовал, что ответы, за которыми он пришел сюда, возможно, неразрывно связаны с этим старожилом, который к тому же побывал у самых подходов к центру. Там, куда после аномальной бури Зона не подпускала практически никого.
Небольшие рощицы и буреломы вскоре окружили путников плотным кольцом, превратившись в непролазные дебри. Единственным ориентиром служили разрушенные кирпичные ограждения, а вернее, их образ в памяти, где те хорошо отпечатались за несколько однотипных вылазок в этот район. Потому Равлик не особо задумывался над маршрутом, интуитивно двигаясь в нужную сторону.
Стоило хрусту ломаемых веток стихнуть, а ногам ступить на островки асфальтированного покрытия, проглядывающего сквозь мешанину из листьев, хвойных иголок и мха, лесная глушь ударила по ушам, заставив сталкера невольно затаить дыхание.
Впереди громоздилось что-то похожее на ограду из рыжеватого кирпича. Старый, колотый, местами замшелый, он составлял неаккуратную кладку, некогда служившую единственной преградой для витиеватых корней и стволов, со временем проторивших путь на свободу. Вырвавшийся за пределы рукотворных оков лес с кривыми, скорченными словно в болезненной агонии деревьями, казалось, оберегал подступы от чужого внимания.
Ветеран поймал себя на мысли, что никогда не сможет привыкнуть к этому угрюмому взгляду из-под ветвистых плетей, еловых лапищ и косм тяжелой листвы. Как и к этой разрывающей ушные перепонки тишине. Спустя какие-то минуты шествия хотелось кричать, раздирая глотку, лишь бы не ощущать это невыносимое давление угнетающего безмолвия.