– Хочешь, чтобы я им на растерзание Рэйя отдал? Отроки кулаками махали, за лог выясняли право, а этот сученыш лежачего бить полез. А теперь что? На растерзание им Рэя отдать?
– Ты не бузи, остынь, – примирительно произнёс староста. – Герман до сих пор в себя не пришёл. Может и не придёт уже. Спит, не ест и не пьёт. Если выживет – может, на том и разойдемся. А может и… Может и сгинет. Тогда что-то решать надо.
– Сына не отдам, – сразу отрезал Лука.
– Ты, вроде, мужик рослый, умом вроде не обделен, а всё одно меня за зверя держишь, – покачал головой Тобот. – Я бы и не взял его в качестве виры, но ты понимать должен. Нам с Заозерными еще жить и жить. Вопрос решать надо. Причем сейчас, пока ещё Герман дышит.
– Если придумал чего – прямо говори. Я твоих речей не понимаю.
Староста тяжело вздохнул, помолчал несколько секунд, но затем произнёс:
– Я так думаю, надо Рэйю из наших земель уходить. Уходить далеко так, чтобы никому неповадно было. Так и жизнь ему сохранишь, да и спор сам собой на нет сойдёт.
Лука было вскинулся, но Тобот тут же указал на него пальцем.
– Крови между нами быть не должно! Сам знаешь, будем в ссоре – зиму не протянем. Заозерные торг ведут с городищем, а нас туда на порог не пустят. Если случись чего – без них голодом сидеть будем, пухнуть. Я крови Рэйя лить не хочу, потому тебе дело предлагаю. Уведем его с земель наших – оно само и уляжется.
– А кузнец ихний просто так забудет? – хмыкнул рыжебородый мужик.
– Он не забудет, но слова против старосты не скажет. А с Глебом мы уже обговорили это, – признался Тобот. – Так и крови литься не будет, и спросить будет не с кого.
Лука набычился, но промолчал.
– Герман, если отойдет, розг получит за то, что на лежачего с кулаками полез. А если нет, то уходить надо Рэйю. Через неделю торжище будет – я мужиков подряжу. Доведем его и пристроить попробуем. Если нет – в городище, на попечение городничему оставим. С голоду не помрёт, и крыша над душой будет.
– Нужен ему больно малец неумеха…
– Если мы с Глебом в письмеце попросим за него – нужен будет. Приглядит, пристроит, а там глядишь, и в люди выбьется.
Лука молчал.
Он всей душой болел за сына и кипел от несправедливости, но ситуация диктовала свои правила. Либо отдать сына на растерзание заозерским, либо отправить мальчишку одного в городище, где он ему уже ничем помочь не сможет.