– Уже прошло седьмое ноября,
Утихли звуки общего веселья,
Но кто-то движется кругами там, где я.
Должно быть – ангел всенародного похмелья.
Трудно описать эмоции, которые пришлось испытать гостям купеческого дома. Люди буквально хватались за головы, пытаясь облегчить страдания ушей. Растягивая высокие ноты, голос вокалиста от жалобного фальцета переходил в блеяние раненой овцы. Исполнение было настолько невыносимым, что даже уличные дворняги за окном подняли истошный лай. Купец Чухоткин и вовсе упал коленями на пол, уронив кошелёк. Старик охал и ахал, испытывая головную боль. Истязание прекратилось, когда в момент очередного припева певец схлопотал подзатыльник от коллеги с густой бородой и бакенбардами.
В тот же миг из противоположной комнаты донёсся шум: зазвенели колокольчики, заскрипели половые доски и раздался долгий гулкий топот.
– Ох, виноват буду! Ох, виноват! – жалобно завопил старик, не поднимаясь с колен.
– Дядь, успокойся, – обратился к старику Яков. – Ни в чём ты не виноват. Это я малость перестарался.
– Виноват, да ещё как. Дурак старый, надо было сразу предупредить. Сразу, а не наоборот. Поздно только. Беда грянет.
– Какая беда?
И вдруг входная дверь с грохотом отворилась. Удар был настолько сильным, что свечи в канделябрах мгновенно потухли. Дворовые собаки за самопроизвольно открывшимся окном перестали скулить. Одна из висевших на стене картин пошатнулась и с треском грохнулась на пол. В комнату вошла женщина крупного телосложения. Одетая в чёрное платье, она казалась грозовой тучей на черноморском побережье. Глаза её вспыхивали от злости, а правая рука сжимала деревянную скалку. Купец Чухоткин встретился с ней взглядом и побледнел. Он будто постарел лет на двадцать. Руки, губы, подбородок, вся его сущность задрожали.
«Туча» с гневом посмотрела на людей и диктаторским тоном спросила:
– Что здесь происходит, дражайший муж?
– Ничего, г-г-голубушка м-моя, – заикаясь сказал Чухоткин. – Городовые п-п-пришли.
– Зачем пожаловали?
– С-славить Христ-та нашего.
Супруга перевела взгляд на пол. Увидев раскрытый кошелёк, она сильнее нахмурила брови и с ещё большим негодованием сказала:
– Понятно. Деньги клянчить пришли, дармоеды поганые.
– Сударыня! Я бы попросил вас… – попытался оправдаться Парамон Иванович.
– Молчать! – отрезала купчиха. – Сверну в бараний рог и чёрту в пекло!