Мехасфера: Ковчег - страница 5

Шрифт
Интервал


Он не верил в собственные слова, но, чтобы не нагонять на своих людей безысходность, с довольным видом похлопал по мешку. Сразу после этого молодой парень в накидке из меха унес ценность подальше от огня.

– Давайте не будем забывать, что наши предки каждый год в середине октября отмечали праздник урожая, воздавая должное богам, природе и собственному труду, поэтому и нам следует радоваться и быть признательными. Именно благодаря усилиям прошлых поколений мы живы и должны любить жизнь, как они. Ибо без любви будет одна лишь ночь, одна на всех холодная смерть.

Племя воодушевилось речью и нашло в себе силы отпраздновать день самого жалкого в своей истории урожая. Чуть дальше от костра уже стояли столы со скудными дарами природы в виде жареной картошки, моркови и ломтей хлеба, разложенных по пластиковым тарелкам с такими же пластиковыми вилками и ножами из одноразовых походных наборов, которые племя обменяло на зерна лет сто назад и с тех пор берегло, словно фамильное серебро. Для поднятия настроения несколько молодых охотников в одних набедренных повязках из кожи когтерога начали отбивать на барабанах заводной ритм. Об алкоголе в этих краях не знали, но ритмичная однообразная музыка расслабляла не хуже горячительных напитков, и большинство членов племени хотя бы на один вечер забыли о тяготах выживания и начали веселиться. Только несколько караульных на дальних границах лагеря не теряли бдительности, всматривались в коварную темноту. Через несколько часов их сменят нагулявшиеся братья и сестры, и таким образом все до единого поучаствуют в празднике урожая.

Довольный начавшимся гулянием вождь медленно поплелся в свой дом, откуда на него с тревогой смотрела дочь Лима. Весь вечер она, терзаемая сомнениями, простояла на пороге старого хозяйственного здания бывшего космодрома. Стены жилища обвалились от войн, природных катаклизмов и мелких стычек, затерявшихся на порванном в клочья одеяле времени где-то в промежутке между последними государствами Земли и медленной смертью всего живого, что непременно наступит, но только для каждого в разное время, и только одна-единственная душа увидит этот самый настоящий конец всей жизни, но, разумеется, она не будет об этом знать. Возможно, эти мысли терзали его дочь, а может, что-то другое, но не успел Инка сделать от центра лагеря и двадцати шагов, как его отвлекли женщины племени, вокруг которых толпились счастливые, еще не понимающие что к чему, дети.