Как ни странно, но вытаскивать меня из моего убежища никаких интенсивных попыток больше не предпринималось. Не то, чтобы я особо огорчалась этому обстоятельству, но вся неопределенность и дикость этой ситуации в которой я оказалась, как-то нехорошо напрягала. За дверями было подозрительно тихо. Но надеяться на то, что дом оставили пустым и все его обитатели куда-то дружно свалили, было просто сверхглупо. Извращенец, явно засел где-то совсем рядом с "моей" комнатой в засаде, ожидая, когда я все-же попытаюсь выйти из комнаты, чтобы смыться из его дома в очередной раз. Но вместо этого я все так же продолжала совершенно бездумно сидеть на комоде, до ушей замотавшись в снятое с кровати одеяло и отстранено таращась в окно. И так я просидела довольно долго.
На улице уже светало. За стеклом неторопливо падал крупными снежинками снег, увеличивая собой и так уже совсем немаленькие сугробы во дворе перед домом. Погодка была самое оно для новогодних праздников, которые лично для меня прошли просто ужасно. На душе было до муторного тошно, до отчаянного хотелось, чтобы все ЭТО безумие оказалось просто страшным сном. И чтобы я проснулась опять ночью тридцать первого декабря, еще до того идиотского момента, когда додумалась загадать те три своих желания.
Когда же в дверь совершенно неожиданно, но довольно вежливо постучали, опять было задремавшая я, нервно дернулась и с перепугу чуть не грохнулась на пол.
– Эй,детка, ты там еще живая? – Услышав спокойный насмешливый голос Геннадия Анатольевича, я несколько расслабилась и вызывающе нагло ему ответила:
– Живее всех живых, так что не дождетесь.
– Выходи давай. Нам нужно с тобой очень серьезно поговорить. – Уже немного сердито, прикрикнули на меня из-за баррикады.
– Говорите, Геннадий Анатольевич, не стесняйтесь, я вас и отсюда прекрасно слышу, – отвечаю, не меняя тона.
– Деточка, не борзей и выходи по-хорошему. А не то Андрюха все-таки выломает эту чертову дверь, как и собирался. И вот уже тогда у тебя будут ну оо-оочень большие проблемы.
Очень смешно! Можно подумать, если сейчас я выйду сама, добровольно отдавая себя на растерзание совершенно неадекватному индивидууму, проблем и неприятностей у меня будет гораздо меньше. Но свои сомнения я предусмотрительно держу при себе и не озвучиваю. Сижу молча, отчаянно надеясь, что меня все-таки оставят в покое и все это безумие рассосется как-то само-собой.