– Эта баба – моя добыча! Богдан, поставь охрану! – И умчался дальше.
Егор подскочил туда. Черноволосая женщина обернулось к нему: глаза широко открыты, в них метался ужас. Она сорвала с шеи украшение, протянула Егору, бледные губы еле слышно проговорили:
– На! Брать! Милость!
Она лежала у трупа татарина, опираясь рукой на окровавленную землю. Егору она показалась ведьмой, он оттолкнул протянутую руку и бросил, задыхаясь:
– Пошла ты! – И выругался.
Побежал дальше, вращая головой в поисках очередной жертвы или поживы. И то и другое было вокруг, но в это время чья-то наугад пущенная стрела вонзилась в его голень, пробив сапог. Он опять выматерился и, оглянувшись по сторонам, присел на ступеньку домика. Стрела повисла вниз, и было ясно, что ранка чепуховая. Но стрелу надо было удалить. Не бегать же с нею по переулкам пылающего города. Вобрав побольше воздуха в грудь, он вырвал стрелу и отбросил от себя. Стянул сапог и стал перетягивать тряпицей сочащуюся кровью рану. Отёр ногу от крови, пришлось отрезать голенище от сапога, иначе не натянуть. Потоптался, пробуя. Болело, но терпимо.
Вокруг тащили тюки, мешки и корзины. Рабы помогали и тоже старались ударить татарина палкой или подобранной саблей. На берегу росла куча добра, куда постоянно сносили всё новые и новые вещи. А город уже со всех сторон горел, дымом заполняя всё пространство. Несколько разрозненных групп татарских воинов ещё пытались отбиваться от хлыновцев, но их участь была решена.
Наконец послышался звук трубы, призывавший воинов на сбор у причалов. Пора было заканчивать грабёж. Хлыновцы с неохотой потянулись к реке, нагруженные награбленным добром. Тащил свой мешок и Егор, прихрамывая и обливаясь потом.
– Егорка, ты что кандыбаешь? – услышал он окрик приятеля.
– То ты, Стёпка? Да вот, проклятая стрела угодила в ногу. Теперь болит. Помог бы бедному раненому, – усмехнулся Егор и сбросил мешок в пыль.
– Своё с трудом тащу, Егорка! Дотащишь и ты. Поспеши, а то начальство по голове погладит кулаком! И не ответишь! Ха!
Прогнали табун коней. Егор успел схватить одного конька за свисавший повод.
– Эй, парень, не велено трогать! – бросил воин, охранявший табун.
– Да вот, приятель, нога у меня прострелена. Могу не добраться до своих, – взмолился Егор.
– Ладно уж! Бери! Вижу, что ранен.