И убойный транквилизатор в недавней инъекции, приправленный несколькими таблетками успокоительного, почти не действовал. Видимо, слишком много адреналина плескалось в ее крови.
Соколовская разве что рыдать перестала. И на том спасибо!
Дабы ответить на вопрос мужчины, Вика прислушалась к своим ощущениям. Сердце болезненно сжималось в груди, отсчитывая запредельный бешеный ритм. Руки и ноги ослабели, сделавшись ватными. Голова гудела. Голос сел от продолжительной истерики. Горло саднило столь сильно и нещадно, словно она в порыве отчаяния горстями жрала битое стекло. Глаза раскраснелись и болели. Веки припухли. Однако, увлажнив искусанные до крови губы и втянув побольше воздуха в грудь, Вика еле слышно отозвалась, красноречиво кивнув на след от укола на плече:
– Не кричу же больше. Значит, действует.
– Иногда молчание громче любого крика.
– Не могу знать, – безразлично обронила девушка.
Последние часа полтора, не в силах войти в дом человека, которому ее отец так или иначе принес столько горя, она сидела на крыльце.
Тяжело вздохнув, и Кирилл примостился рядом. На ту же ступеньку.
– На вот, – он протянул ей чашку с чаем. – Выпей.
– Спасибо…
Она вцепилась в напиток дрожащими пальцами. Лишь прикоснувшись к горячему стеклу, осознала, до какой степени у нее заледенели руки.
Пить она не спешила. Просто грелась, вдыхая аромат мяты и других трав.
– Все будет хорошо! – прозвучало внезапно.
Вика вскинула на собеседника чуть заторможенный взгляд и протянула:
– М-м-м?
– Когда буря утихнет, все вернется…
– Не останется ничего, – перебила она его, – когда эта чертова буря утихнет!
– Не думай о плохом!
– Как? Как об этом не думать, если жизнь близких мне людей в буквальном смысле слова висит на волоске? А моя собственная…
Кирилл забрал у нее чашку, отставил в сторону и заключил ее ладони в свои. Он смотрел на Вику твердо, но спокойно.
– Тебя не тронут! – заявил он в итоге. – Прокурор дал слово! Ты, твой брат и мать – вы в безопасности!
Девушка горько улыбнулась, чувствуя, как на глаза вновь наворачиваются слезы. Надломившимся голосом она прохрипела:
– А отец?
Мужчина молчал некоторое время. Затем отвел взгляд и отстранился. А когда он заговорил, Вике захотелось сдохнуть.
– Его участь предрешена. Он за все ответит, как только его найдут.
– Папу посадят? – пискнула она со слабой надеждой в голосе.