Дневник августа IV - страница 6

Шрифт
Интервал


Пока их места не заполнит
Какой-нибудь новый сеньор.
Вершина Олимпа не та…
Всё буднично, грязно и серо.
За толику малую в евро
Там бродит туристов толпа.
Уж нет олимпийцев во мгле…
Хмельным обратясь попрошайкой,
В поношенных джинсах и майке
Дионис бредёт по земле…

Три карты

Мир, окружающий меня, был прост,
И жизнь текла спокойно, без напряга
Давным-давно, когда я в полный рост
Легко входил под стол неспешным шагом.
Я слушал сказки и учил слова,
Не приближаясь к тайне мирозданья,
И верил: накануне Рождества
Волшебный дед исполнит три желанья.
Мир становился больше: больше слов,
Предметов, смыслов, новых ожиданий,
Быстрее становился ход часов,
И шире становился круг желаний.
Счёт множился победам и скорбям.
Весною окрылён и околдован
Своей Единственной, волнуясь и любя,
Я произнёс заветные три слова.
Миг вдохновенья! В трепете струны
Причудливы мелодий повороты.
И то, в чём смыслы все воплощены,
Найти пытался в трёх волшебных нотах.
Порой не вспомню точно, сколько раз
Вкруг солнца пронесла меня планета.
С сарказмом принимаю: жизнь – игра
И всем давно известны все секреты.
Игра проста, но ставка высока,
И бьёт не дрожь любви, но дрожь азарта.
Судьбу, и жизнь, и счастье игрока
Теперь несут мне верные три карты.

Город М

Начало нового века

Не сдвинусь с места вот уж век никак.
Предупреждая появленье моли,
Пора устроить небольшой сквозняк
И со стремянки влезть на антресоли.
Я окна распахну. И младший брат
Степного ветра расшалится в доме,
И шторы лёгкие чуть слышно зашуршат,
А я – наверх. В моих потёмках скромных,
На антресолях, – пауки и пыль,
Как символ прошлого и знак забвенья,
Где время превращает в сказку быль,
Уложены: мечты, восторг, сомненья,
Засвеченные негативы снов,
И список мной забытых обещаний,
Вязанки писем, вехи дневников,
Как вахтенный журнал былых скитаний,
Стихи, наброски скорою рукой,
Портрет в журнале (мелкое тщеславье),
Чета страстей, ушедших на покой,
Романа нерождённого заглавье,
Засушенная бабочка любви,
Наивной, безоглядной, безответной…
И на двоих нам было тридцать три
(Я до секунды помню это лето)…
Тепло руки и терпкая полынь,
И тарабарский слог степных наречий;
И трудный горький опыт: у стрелы
Предательства калёный наконечник;
Проникновение в людскую суть
(Без околичностей и эвфемизмов):
Есть «человеки», их совсем чуть-чуть,
И несть числа у стаи «организмов»;
И ладан: «…хлеб насущный даждь нам