– Это продолжает меняться? – спросила она приглушенным, сдержанным тоном.
Декер прекрасно понял, что она имела в виду.
– Похоже на то. Но меняется рассудок каждого, Мэри, здоров он или нет. Нет ничего статичного. Нормально это или нет, что бы там ни называлось нормой.
– Но ты единственный из всех, кого я знаю, кто по-настоящему… кто, вероятно, может понять, что я испытываю.
В трубке раздался какой-то звук, словно Мэри стучала себя по голове, пытаясь вышибить засевшую там хворость, медленно убивающую ее. Декер пытался отыскать какие-нибудь слова, чтобы снова втянуть ее в разговор.
– Но я думал, ты ходишь на консультации. Мне это помогло. Они могут помочь.
– Я консультировалась. Но потом перестала.
– Но почему? – выдохнул он, чувствуя нарастающую тревогу.
– Мне сказали всё, что мне нужно знать. А дальше это стало пустой тратой времени. А я не могу терять время, Амос, ни единой гребаной секунды. – Она позволила грубому эпитету зависнуть в эфире, как дым из орудийного дула после выстрела.
– Мэри, прошу, дай мне понять, что не так. Я же чувствую, что-то случилось.
– Сегодня я забыла Сэнди, – выпалила она резко, как пистолетный выстрел. – Прямо перед тем, как они уехали в Кливленд. Я ее забыла.
– Люди забывают имена то и дело, Мэри, – с некоторым облегчением проговорил Декер, ощутив, что именно к этому и должен был разговор привести в конечном итоге. Но изменил мнение, едва она заговорила вновь:
– Я не забыла ее имя. Я… я забыла, кто она.
Последовала очередная затяжная пауза, во время которой слышалось лишь женское дыхание, а после всхлип – сухой и затяжной, как удушье.
– Мэри, а ты…
Но она продолжила, словно не слыша его:
– Я просто вспомнила ее перед тем, как тебе позвонить. И только потому, что смотрела на ее фото с надписанным именем. Я забыла, что у меня есть дочь, Амос. Какое-то время никакой Сэнди Ланкастер для меня не существовало. Ты можешь понять, как… это ужасно?
Он почти чувствовал, как по ее увядшим щекам сбегают слезы.
– Я вплотную подошла к… к небытию. Больше никогда. Забыла собственное дитя. Свою плоть и кровь.
– Тебе не стоит быть одной, Мэри. Я помню, что ты сказала, но не могу поверить, чтобы Эрл…
– Эрл не знает, что я тут одна, – перебила она. – Ему бы это не понравилось. Обычно он очень заботится об этом.
Декер встал, оцепенев от подавляемой тревоги. В ее ответе сквозила скрытность и, что куда хуже, равнодушное торжество победителя. Его прошибло липкой испариной.