Пошатнувшись вместе с пустым вагоном на перегоне от предполагаемой «Профсоюзной» до – хотелось бы надеяться – «Новых Черемушек», Майка опрокинула затылок к холодному, чуть ли не заиндевелому стеклу. Под какой частью их необъятной родины гонит состав храбрый машинист? Судя по этому холоду, не по Сургуту ли или Мурманску? Но там ведь нет метро. По крайней мере, не было до Уробороса. Майка повернула голову и с опаской взглянула за окно вагона. От ее дыхания на холодном стекле остался теплый след.
Однажды в Питере она спустилась на «Пушкинскую», и в длинном тоннеле под землей на какую-то долю секундочки ей показалось, что две реальности смешались, что до «Электрозаводской» всего ничего и, если захотеть, можно оказаться дома у бабушки минут за двадцать. Это немного сбавило тревогу, которую она всякий раз испытывала в новых городах. Но затем она вышла из-под земли, и это все еще был Питер, не Москва: похожее метро, похожие автомобили, почти такая же и все-таки другая линия жизни. А теперь примерно то же самое происходило не только с ней, но и с целым миром.
Майка поежилась и отогнала воспоминания о Питере. Ее слегка подташнивало, не надо было ей, конечно, есть эти пережаренные гренки, не надо было класть в кофе так много ложек сахара. Чтобы отвлечься, она достала из слинга кинговское «Оно» и пролистала до страницы, на которой остановилась в прошлый раз.
У мамы здорово получалось лечить ее желудок, мама говорила, что это просто нервное, кипятила брусничный морс, обжигающий, согревающий, но Майке становилось легче гораздо раньше, еще когда, прежде чем идти ставить морс, мама просто обнимала ее, и ниточки целительного тепла, исходившие от ее рук, обвивали Майку. Сейчас все пройдет, это просто гренки, дурацкие гренки, я тебя обниму, и все пройдет…
– Ну, здравствуй, Волчок, – проговорил низкий мужской голос над ее ухом, и она медленно подняла тяжелые ресницы.
Пустой вагон метро дернулся на изломе тоннеля, перемигнул лампами; тот, кто звал ее, качнулся вместе с остальным миром, на секунду завис прямо над ней, а потом его снова отбросило назад.
Майка попыталась сфокусировать на незнакомце взгляд своих чайно-карих глаз. Широкоплечий, высокий, с книжкой Сартра под мышкой, с огромным циферблатом часов на запястье, весь такой в черном, весь на нерве. Господи, просто сделай так, чтобы мне показалось.