***
Жизнь, любовь аборигенов
на природе и в лесу,
перенос в любви всех генов,
но из Волка да в Лису.
Волк сказал Лисе – лисице,
что она совсем не та.
Хуже, мол, его Волчицы,
жизнь с Волчицей – красота!
А Лисица рассердилась,
Волка хлопнула хвостом,
перед ним не извинилась,
все припомнит, но потом.
Волк в лесу замерз немного,
прогнала его Лиса,
у Лисицы дома строго,
в нем тепло, в нем все краса.
Ну, зачем сказал Волк глупость,
ведь Волчица – то бедна,
и идет он к ней понуро,
в шапке снега – седина.
29 января 2005
***
Берег загорелых развлечений,
был очищен гневною волной,
океан не доктор для леченья,
опустил волну на секс и зной.
Пострадали тысячи невинных,
смыло в океан песчаный быт.
Чай остался целым, он не вина,
Бог решил, что с чаем каждый сыт.
А нудисты с пляжами исчезли,
не было для них запретных мест.
Волны океанские разверзлись,
океан забрал нагих невест.
24 января 2005
Слон и лань
Влюбилась лань в слона как в лучшего мужчину,
и со слоном большим хотела лань пожить,
но слон давно любил свою слониху Зину,
и с нею по утрам устраивал он жим.
Лань подошла к слону, что ходит в зоопарке
по остреньким камням, ступая по шипам.
А слон и без нее в любовной был запарке,
он хоботом своим дал лани по губам.
И смотрит лань в вольер, где слон стоит, слониха,
не лезет между них, раздавят только так.
Слониха воду пьет как пышная купчиха,
и выпила она водички целый бак.
А рядом жил павлин, ходил по клетке тихо,
он только иногда все перья раскрывал.
И в веере хвоста павлина жило лихо,
а голосом своим любимую он звал.
По парам разбрелось зверье по старым клеткам,
и в новый зоопарк слониха собралась.
Ведь там большой вольер стоит за новой сеткой,
все для любви слонов и их небесных ласк.
И крики у слона как крики у павлина,
всегда сплошной призыв для счастья и любви.
Огромный, милый слон большой поклонник Зины,
и заняты они, такие соловьи.
4 февраля 2005
***
Морозные окна, морозная жизнь,
судьба приморозила сердце.
И серою кажется звездная высь,
и где-то совсем нет ей солнца.
Тревоги, прощанья, борьба за судьбу,
чужие проблемы, печали.
На все бы на это наложить табу,