– У тебя проблемы? – сказал я, спрашивая по большей части из-за моей гражданской ответственности. – Он обижает тебя? Делает больно?
– Ты никогда не будешь и наполовину таким мужчиной, как он! – Она покачала головой.
Ну да, в этом же моя цель жизни.
Я оглянулся вокруг, ожидая, когда она встанет и освободит туалет. Она самое причудливое создание, которое я встречал.
– Мой муж потрясающий, – подчеркнула она, начиная злиться, будто я был тем, кто плакал с бутылкой алкоголя в руках на колонии микробов.
– Твой муж ничем не примечательный, как моя самая нелюбимая пара носков, но это не тот разговор, который я хотел бы сейчас продолжать, – возразил я. – Теперь, если я ничего не могу сделать…
– Да, не можешь. Даже если бы мне нужна была помощь, я бы не попросила тебя! У тебя самомнение выше фонарного столба. – Она вытерла нос тыльной стороной руки, всхлипывая. – Отстань.
– Вот это да, Уиннифред, а я думал, что все южные красавицы милые и податливые.
– Уйди уже наконец! – Она резко встала на ноги и хлопнула дверью перед моим лицом. Ну, или тем, что осталось от двери, без разницы.
Секунду я размышлял над тем, чтобы дать ей свой номер. Вдруг Пол правда обижал ее. Но потом я вспомнил, что у меня у самого было проблем по горло, включая смерть Дуга, требовательное поведение Грейс, мою карьеру и еще много чего.
Я повернулся и ушел.
Сказать Грейслин Лэнгстон, что обожаемый приемный папочка наконец отбросил копыта.
Тогда
Как и все истории с поучительной моралью, моя началась в большом, размашистом особняке. В нем были витражи, стрельчатые арки, ребристые своды и наружные каменные полуарки.
Расписные фрески, шахматные фигуры из мрамора ручной работы и величественные изогнутые лестницы.
Со злобной мачехой и раздражительной сводной сестрой.
Ночь, изменившая все, начиналась нормально, как и все несчастья.
Отец с Мирандой уехали в город, чтобы посмотреть премьеру пьесы Чехова «Чайка» в театре «Калипсо Холл», и оставили нас дома. Они часто так делали. Миранда наслаждалась искусством, а отец наслаждался Мирандой. Однако никто не радовался нам, так что нам самим приходилось развлекать друг друга.
Моя сводная сестра Грейслин и я сплюснули картонную коробку, которую выкрали с кухни, и по очереди садились на нее, скатываясь вниз по лестнице. Мы сталкивались с домработницами, пока они бегали из одной комнаты в другую, нося пушистые теплые полотенца, вещи для ужина и костюмы из химчистки. Они бы раздавили нас, словно букашек, если бы могли. Но они не могли. Мы были Корбинами. У нас имелось право, привилегии и могущество. Избранные Скарсдейла. Нам было суждено раздавить, а не быть раздавленными.