– Ммм… А Гера про какую отраву болтал?
Теперь дедуля искренне кажется озадаченным:
– О чем ты?
– Ну он говорил про отраву для памяти.
– О господи. Ты его слушай больше! – в его голосе появляются смешинки. – Этот балбес любые лекарства отравой зовет. Понятия не имею о чем он. Может, про аспирин, чтобы голова не болела.
– Ты же говорил, он хороший, – кладу на доску очередной пельмешек. Мне кажется, у меня начинает получаться. По крайней мере последний вышел неплохо. Хотя бы не кривой. Но дедуля все равно плотнее залепливает ему края.
– Гера-то? Хороший. Да и Гектор тоже.
– Только один музыку на всю улицу врубает, а второй приветливостью не блещет.
– Ты не суди так скоро. Ребята росли без отца. Как и ты. Гектору непросто пришлось. Гера только в школу пошел, когда они вдвоем остались.
– Совсем вдвоем?
Дедуля кивает.
– А мама?
– Она ушла, когда Гере и года не было. Отец их растил. А потом и он умер.
– Ого… Как же они жили без взрослых? Или Гектору уже восемнадцать было? – пытаюсь сосчитать, сколько же ему теперь. По любому выходит больше тридцати.
– Пятнадцать, – поправляет дедуля. – Так и жили. Виктор, отец их, успел позаботиться, чтобы я стал опекуном, и ребята остались в доме. Но все равно трудно было.
Задумчиво гляжу в окно. Дедуля тем временем относит в холодильник полную пельмешков доску, ставит на стол следующую и присыпает мукой. А я думаю о соседях. Внезапно становится их жаль. Особенно Гектора – это же, получается, все на него свалилось, в пятнадцать лет, в самую юность, когда ветер в голове, хочется гулять и развлекаться, а потом еще и к поступлению готовиться нужно.
– А почему ты стал опекуном, вы же не родственники?
– Не родственники, – соглашается дедуля. – Но нас много связывало, наши семьи долго дружили. Крепко дружили.
Я вспоминаю проржавевшую калитку в боковой ограде, теперь заблокированную новым соседским забором.
– А потом что случилось?
– А потом все разладилось.
– Но ты все равно им помогал? Несмотря на это?
Увлекаюсь так, что забываю про пельмени, просто слушаю дедулю и машинально мну комочек теста. Кажется, мы никогда так не говорили. Многое становится понятнее: и некоторые фразочки Геры, и сдержанность Гектора со мной и с дедулей, и тот странный тон, с которым он пояснял про лекарства. Но кто из них троих виноват? Что произошло? Хочу спросить, но дедуля отвечает раньше: