– Можешь идти на своё место, – радостно сказал клоун, помогая Шарлю встать на ноги.
– А могу я остаться с вами? – с надеждой в голосе спросил Шарль.
– Ну, если у нас не будет проблем с твоими родственниками, то… – проговорил рыжий клоун.
– Не будет, не будет! – воскликнул Шарль. – Я – круглый сирота. Я – беспризорник, живущий под забором.
– Прекрасно, – похлопал его по плечу рыжий и, протянув руку, представился:
– Бебэ.
– А я – Лелэ, – сказал белый клоун.
– Вы женщина?! – восторженно воскликнул Шарль. – Вот это да!
– Да, вот это! – передразнила она его. Потом обняла за плечи, спросила:
– Ты правда живёшь под забором?
– Ну, не всегда под забором, – улыбнулся он. – Иногда удаётся переночевать на вокзале или в музее, или в парке, рядом с какой-нибудь не очень страшной статуей.
Лелэ звонко рассмеялась, растрепала его волосы и сказала:
– Раз так, мы готовы взять тебя к себе в номер. Мы назовем тебя Бенош. Идёт?
– Идёт! – воскликнул Шарль, не веря своему счастью. Он не только остается в цирке Шапито, он становится клоуном со звучным именем Бенош, а Бебэ и Лелэ заменят ему родителей!
Тогда Шарлю было десять лет. Теперь ему двадцать три. Он уже не малыш Бенош, а рыжий клоун Бенош – любимец публики, которого только что отругал господин в пенсне и похвалила девочка Симона.
– Что стряслось? – спросил Бебэ, пробравшись в балаганчик мимо сидящего на ступнях Шарля. – Почему ты застыл страшной статуей?
– Что было нужно серому господину от малыша Беноша? – спросила Лелэ, пытаясь заглянуть Шарлю в глаза. Он протянул ей записку и сказал:
– Девочка Симона желает, чтобы я поздравил её с днём рождения.
– Прекрасно! – воскликнул сверху Бебэ. – Усядемся на наши цирковые велосипедики, вооружимся свистелками, дуделками, пыхтелками и…
– Погоди, Бебэ, – крикнула Лелэ. – Здесь нужен другой подход. Ты же видел это белоснежное явление. Ты первый сказал, что она похожа на ангела, спустившегося с небес, а наш Бенош на растерявшегося беспризорника, который может сорвать номер.
– Да-а-а, – высунувшись из двери, проговорил Бебэ. Он состроил смешную гримасу, изобразив растерянного Беноша.
– Я, правда, так глупо выглядел? – воскликнул Шарль.
– Правда, – хлопнув его по плечу, сказала Лелэ. – Но это уже в прошлом. Забудь. Вставай, нас ждут великие дела.
Шарль поднялся и поплёлся за Лелэ. Он не задавал ей никаких вопросов. Знал, Лелэ – уникальная женщина. Он любил её, как родную мать. За тринадцать лет она ни разу не повысила на него голос, ни разу не рассердилась на него, хотя поводов было предостаточно. Как ей удавалось быть мягкой, нежной, доброй, для Шарля оставалось загадкой.