О котах и людях: о яблоках и черемухе - страница 4

Шрифт
Интервал


[КОГДА: на Авалоне, во время выздоровления]

Встреча
двух друзей, на досуге,
как это часто бывает —
между семьей, работой,
апокалипсисом
сколько-то-там тысячелетней давности,
и тем, который пребудет,
и тем, который здесь и сейчас,
с тобой, везде,
в центре зрачка,
в глубине сердца.
«Как дела?» – «Да, в общем, неплохо», —
хозяин
поддергивает манжет,
снимает с огня пробирку,
протягивает гостю —
попробуй.
Тишина, тишина
вокруг – никого, нигде
полная остановка движения,
остановка времени
вакуум
пустота
ты один
больше никого нет
и тебя самого
практически нет совсем тоже
асимптотическое
приближение к небытию
настолько,
насколько это вообще возможно
Гость
с усилием разлепляет веки,
медленно, медленно —
губы еще не слушаются —
произносит:
«Неплохо.
Я бы даже сказал, что хорошо».
Хозяин
довольно рассматривает на просвет жидкость,
щурится,
с удовлетворением объясняет:
«Как ты помнишь,
это было военное заклинание,
боевое проклятье
с довольно большим радиусом поражения,
но дистилляция
помогает сделать эффект точечным,
управляемым,
даже вполне пригодным
для рекреационных целей».
«Да, наверное.
И что ты с этим планируешь делать?» —
«Отдам формулу медикам, наверное —
Хороших седативов всегда не хватает».
Гость фыркает:
«Ну, знаешь,
поверить, что ты смертен,
что можешь умереть,
перестать быть,
а потом обнаружить,
что это не так —
это, знаешь ли,
не то, что может взять и успокоить».
Хозяин усмехается:
«Собственно,
на этот эффект я и рассчитываю
больше, чем на любой другой».
тишина, тишина,
приближенье к небытию,
способ безболезненно скоротать время
до Суда
в противовес
переползанию от одного мгновенья к другому,
как в окопе,
экстазам, идущим горлом,
невыносимым
ужасу и красоте мира,
рвущим тебя на куски,
собирающим заново
тишина, тишина —
это важно, чтоб у тебя был выбор, говорит хозяин.
да, соглашается гость,
только так ты сможешь понять,
что на самом деле
выбора нет

[печати]

[КТО: Эльфин]

[КОГДА: в Каэр-Динен, сразу после создания Авалона]

1

Голос был белый, как вата, как сахарный сироп – и от этого голоса почему-то становилось страшно. Он просачивался внутрь – в уши, в ноздри, в горло, становясь там липким и сладким, как сгущенное молоко, склеивал гортань, и становилось невозможно издать ни звука. Тише, говорил голос, все будет хорошо, все будет в порядке – и от этого «в порядке» хотелось орать и биться головой о белые стены, только чтобы стало тихо, тихо, тихо, и чтобы это в порядке, в порядке, в порядке, было уже без него, без него, без него.