– Фу, ты… забыл совсем. Держи свой этот… талисман. Почти триста лет с ним уже носишься. Как выпросил у Моцарта, так из рук не выпускаешь. А Вольфи, между прочим, как его подарил, так сразу и… Не слушай меня. Бери.
Стас протянул старый золотой камертон. Алёша с радостью потянулся к нему. Сжав красивую вещицу в левой ладони, он сразу почувствовал себя увереннее.
– Вооот, – заулыбался, продолжая пританцовывать, Стас. – Ты Орфей. Лучший певец всех времен. Услада души, радость сердца, праздник для печени. А нет, печень с праздником – это Дионис. Ты только про душу и сердце. Вспомнил?
– А Вы кто, позвольте узнать? – Алексей сердился на этого суетливого клоуна. Впрочем, выглядел он не как клоун – высокий, статный, пожалуй, даже красивый, но вот его движения, эта его разболтанность… Никакого благородства. Такая фактура пропадает.
– Ты, Фёдоров, то есть Орфей, в себя, вижу, приходишь. А я этот…. Герасимов.
Красавец уставился Орфею в глаза.
– …Гермес?
– Ну, вот! Не так уж было и сложно! Узнал, дотумкал, сообразил!
Орфей снова бессильно уселся на землю. Гермес расстроенно заныл:
– Вечно ты так. Чуть что, валишься. Давай-давай, поднимайся, неженка!