Вторая элегия
А если нам так страшно стало жить
(Ах, гораздо страшней почему-то,
чем умереть), то это на время,
Которое нужно нам для возвращения
В темные, выросшие промежутки
Меж нами и теми, с кем
Почти что вчера расстались.
Сосны расставлены реже, чем, людям, прищурившись, кажется.
Ты можешь приникнуть щекою к ним, как к изголовию.
Сердце забьется в виске, как в ручье,
И по горло в судьбе забарахтаются товарищи…
Без нашивки, пометки
Кровь по воздуху мчит.
Видно, как лес умирает
Из-за обугленных дач.
Привкус хвои и пятна крови чувствую на языке;
Но назад нет дороги, ведь свобод не бывает
У пришлых.
Я разыскивал образ надежды;
Мне нужны были сосны,
мне нужна их горячая преданность,
телосложение я различал болезненное,
Будто эта лесная богиня была петроградская медсестра…
С радостным горем свободы
Поднимается сердце в гору.
Что это в сущности и кому мы нужны,
Горделивые горемыки, вечно теряющие
то, что нам вечно дается ?..
Быт чуть меняется, остается
Xолодноватая кромка вины....
Я в темноте люблю говорить обо всем,
Что приходит мне в голову.
Но мне кажется, что я больше всего боюсь очутиться
Один, без любви вокруг.
Путь дальний, путь срочный, путь емкий -
Страх плачет в лесу перепелкой.
И пусть неровен, неправилен светлый мой путь,
Он все же от злобы путь в чью-нибудь прямо грудь -
Упрямо.
Памяти Геннадия Опоркова
Я видел твой раскрытый гроб.
А над тобой шел панихиды ливень.
Ты крепко спал, и твой холодный лоб
Поцеловав, я сердцем стал счастливей.
И вдруг во мне родилось немыслимое счастье,
Потом писал о нем, вздымался воздух-хвоя
Писал о том, что мне хотелось за тобою
Уйти туда, куда ты уходил.
Мне это счастье сложно было унести
И я за монтировочной тележкой
С себя свалил его. Но, слезы проглотив,
Так и не свыкнувшись с горчащим словом «папа»,
Мне кажется, что я куда-то плыл…
Я вышел, а навстречу мне
Жизнь вышла, в переполненной горсти
Держа дождя простой и рыбный запах
И лип ковши, и мокрую одежду,
В которой тело вдруг задумало расти.
ххххх
Туман не спадал с мочажины,
А я улыбался во сне.
Мне снилась дорога на Сызрань
И упряжь по вожжи в росе.
Не вспомнить мне всех околесиц,
Что листья вразбивку несли,
Как в сердце ударился месяц,
Как реки изнемогли
Меня дожидаться и прятать
Свою про запас синеву.
Меня им хотелось сосватать
К одной сероглазой. Погибшей лет семь как, в такую же точно весну.