После связь оборвалась.
Резко стало нечем дышать. Легкие сжались в два крошечных лепестка, не давая сделать вдох. Как тогда… на болоте. Мне нужно на воздух.
Не помню, как вышел из бара и где бродил остаток ночи. Рассвет застал меня на берегу Невы, недалеко от Кунсткамеры. Какая ирония: «урод в семье» оказался рядом с коллекцией уродов Петра Великого.
***
Мною было принято решение лететь. Нет, меня не напугала явная угроза в словах брата, он более не вызывал того трепета, от которого сводит конечности. Я хочу поставить точку. Хочу увидеть его тело в гробу и наконец осознать, что все закончилось. По-настоящему. Навсегда. И еще… я так ни разу не был на их могиле, а это последнее, что от них осталось, во всяком случае, единственное, до чего можно дотронуться.
***
Самолет приземлился точно по расписанию. Транспорт в деревню, где прошли мое детство и отрочество, ходит еще реже, чем Летучий Голландец всплывает на поверхность в «Пиратах», поэтому я сразу поймал такси. Пейзаж менялся очень быстро: позади остались крохотные магазинчики, кирпичные и деревянные здания, обветшалые автобусные остановки, мигом переносившие рискнувшего забраться так далеко в советское время. Деревья росли выше и чаще, закрывая почти все небо. Листья больше не переливались сочным зеленым цветом, они постепенно приобретали иссиня-серый оттенок.
Таксист высадил меня на подъезде в деревню – дальше ехать не представлялось возможным. Я вышел из машины и вдохнул полной грудью сельский воздух. Он не изменился: свежий, с ноткой жимолости, опьяняющий и одновременно делающий голову ясной.
***
Дом моей семьи находится на высоком холме, достаточно далеко, с другой стороны деревни. Позади дома, снизу от холма, простирается топкое болото. Что за ним – никто бы не смог дать ответа: место то – гиблое. Да и к нему в гости деревенские без надобности предпочитали не захаживать. Вокруг дома всегда стоит туман, в зависимости от времени года, он либо густеет, либо чуть рассеивается. Когда бушует непогода, кажется, молнии так и норовят попасть в крышу, но из-за тщетности попыток, в бессильной ярости неистово бьют в землю, освещая ярким холодным светом полумрак вокруг дома. Современный Грозовой перевал, перекочевавший из СССР в постсоветское пространство. Он специально выбрал это место для постройки – ничто не должно было отрывать его и его семью от труда на земле и молитв.