***
Скрипач шел в результате за Рифатом – тогда, конечно, имени старика он не знал – больше получаса, едва ли не плача, и умоляя помочь. Наконец, Рифат не выдержал, и остановился. Почему – Скрипач по сей день так и не понимал, но да, Рифат остановился, и, прищурившись, посмотрел на Скрипача, впервые за всё время внимательно, едва ли не оценивающе.
– Что с лицом? – спросил он с неприязнью.
– Что? – не понял Скрипач.
– Что с твоё лицом? – снова спросил Рифат. – Почему такой лицо?
– Какое? – Скрипач опешил.
– Ты халвквина. А выглядеть как шрика. Почему?
– У нас все так выглядят! – с отчаянием сказал Скрипач.
– Обычный лицо? – кажется, старик удивился.
– Да, – кивнул Скрипач. – Обычный.
– Десант? – спросил старик.
– Что? – снова ничего не понял Скрипач.
– Вас бросать десант? Там, камни, вода, – старик указал рукой в сторону моря. – Десант бросать? Бить, потом бросать?
На всякий случай Скрипач кивнул, и, кажется, этот кивок удовлетворил любопытство старика целиком и полностью. Он с минуту подумал, видимо, что-то решая про себя, а затем произнес:
– Иди к ней. Я вернуться. Иди.
***
Он действительно вернулся, почти через час, и принес с собой большой кусок ткани, весь в прорехах, но, кажется, относительно крепкий. Расстелил эту ткань рядом с Итом, подумал, а затем объяснил:
– Тащить. Я не могу носить, я старый. Ты не можешь, слабая, рука сломана. Надо тащить.
– А донести некому? – спросил Скрипач.
– Нет. Никого нет, – покачал головой старик. – Помогай мне её класть. Будем тащить, пока не умрёт.
– Почему умрёт? – спросил Скрипач.
– Ты дура? – удивился старик. – Ты не смотреть? Кости сломан, весь низ сломан. От пояса. Кто это сделал, убивал. Тебя убивал, её убивал. Бросил, чтобы не брать греха. Не совсем убил. Шрика так любят делает, не убил, нет греха. А теперь старый меис будет брать на себя чужой грех. Когда тащить убивать. Помогай, зачем встала?
Конечно, толком помочь Скрипач ничем не мог, потому что сам едва не терял сознание от боли, но они всё-таки кое-как справились, и сумели переложить Ита на ткань, а затем потащили по всё той же тропинке, в сторону от берега, к лесу. Дорога эта запомнилась Скрипачу как долгое, изнуряющее, непрекращающееся истязание, потому он старался как-то помочь старику, но любое усилие при попытке воспользоваться правой рукой отдавалось дикой болью в раздробленной левой. Сломано, кажется, было всё, действительно всё, и к концу пути Скрипач уже с трудом понимал, где они находятся, и что делают. Вдвоем они затащили Ита в какое-то помещение, Скрипач почувствовал, что в помещении этом тепло, и нет, о чудо, этого проклятого ледяного мокрого ветра.