Спрятаться мне никто не позволил, и я, неловко топчась рядом, вымученно блеяла:
– Ты? Давно стоишь?
– Достаточно.
– Милый. Всё не то, чем кажется. – Я первой покраснела от глупых слов.
Что с человечеством не так? Половина людей используют нелепую фразу, поливая бесконечным разнообразием соусов из обстоятельств. Вторая половина – саркастично ржёт, даже не обижаясь.
– Я видел достаточно, чтобы понять, что так, а что нет.
– Это не я. Антош. Он сам. Я не хотела.
– Ты уверена? Выглядело весьма убедительно…
– Если ты всё слышал, значит понял… я ни при чём.
– Катён, – он споткнулся о ласковое прозвище, и его лицо перекосило брезгливостью, – я видел и слышал больше, чем хотел. Можешь не унижаться и не утруждаться, придумывая отговорки. Мне они не нужны.
– Антон, что ты хочешь сказать. Я не понимаю.
– Ты отлично понимаешь.
– Антон. Всё не так. Неправильно. Я с ним не встречаюсь. Мы случайно столкнулись, пока я ждала тебя.
– Я так и понял. Катя, будь добра, сделай для меня кое-что.
– Конечно. Всё что угодно.
– Забери, пожалуйста, от меня свои вещи. Не хотелось бы их выбрасывать.
Я стояла с опущенными руками, отвисшим ртом и оплёванная суровыми словами. То есть как забери свои вещи, а я? Антон напоследок бросил короткое: «счастливо оставаться», словно поиздевался и быстро ушёл.
– Что ты наделал, Денис? – Повернулась к тому, кто был один в ответе за случившийся кошмар. – Как ты мог так со мной поступить? Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Ты же всё испортил.
– Извини, Катюх я же не знал, что ты того, действительно его любишь.
Что теперь значило его «извини». Слёзы потекли в три ручья быстро, обильно, мокро. Поначалу я утирала их ладонями, но обида оказалась сильнее. Вскоре я рыдала взахлёб, меня утешал Ден, обнимая и гладя по спине. От него пованивало даже сквозь парфюм духом мастерской, но тошнотворный запах успокаивал не хуже, чем объятия.
– Ну хочешь, я его догоню. Он не мог далеко уйти. Догнать? Я быстро бегаю, ты же помнишь. Я его догоню и всё объясню. Кать, чего молчишь?
Мне вспомнилось, что Денис каждое утро уходил на пробежку и возвращался потный, горячий, соблазнительный, и я плакала громче и горше.
– Я даже разрешу вмазать мне разок. Раз виноват, значит, мне отвечать.
– Иди о стену ударься, придурок. Ну кто тебя просил…
– Я же не знал. Кать, ну. Не знал я…