Антон же смотрел как-то безучастно, немного устало, тёмно-голубые глаза не зажигались при взгляде на меня. Тарелка с крошками возле раковины, на кухонном столе рядом с Антоном одинокая синяя кружка. Он никак не среагировал на моё появление. Словно я пшик, газовое облачко, дунь и нет.
– Ты даже не поленился и коробки притащил, чтобы от меня быстрее избавиться.
Скривив неприятную гримасу, из-за чего уголки губ некрасиво поползли вниз, он хотя бы перестал молчать:
– А куда ты собиралась складывать вещи? Вытаскивала бы из такси десятки пакетов и пёрла по лестнице? Если тебе так удобней, то, пожалуйста. Я хотел как лучше. Доплатишь таксисту, чтобы помог, или можно вызвать грузовое такси.
Ни разу в жизни, даже в разлуке с мамой, когда накатывала отчаянная тоска, что вой на луну казался спасением, я не чувствовала себя более одинокой, чем сейчас, стоя посреди кухни с опущенными руками, а неподалёку сидел Антон. Если бы на завтра назначили апокалипсис, наверно я бы не расстроилась, а вздохнула чуточку облегчённо. Мне, безусловно, жаль всех живых существ, включая простейших амёб, но переживать леденящее одиночество несоизмеримо сложнее. Почему мы с Антоном рассуждали, как лучше перевезти моё барахло, когда должны были говорить совсем о другом. Хотя бы про его нелепое предложение руки и сердца по телефону.
– Если ты хочешь как лучше, тогда поговори со мной. А ты приносишь пустые коробки, которые мало помогают с диалогом. Или «с глаз долой из сердца вон», так, Антон?
– Катя, мы обсудили всё, что требовалось. Я отлично понимаю твоё желание прогнать одну и ту же тему по десятому или сотому разу. Но я привык понимать с первого. Мне всё ясно. Осталось дождаться, когда до тебя тоже дойдёт. Только просветление ты встретишь у себя.
Обидные слёзы как по команде вновь заструились. Я не плакала, не истерила, словно какой-то невидимый кран поворачивался, и два ручейка текли без моего участия. Антон не скрывал досады. Он бросал на меня короткие взгляды и сразу отворачивался. Рассматривал кружку с недопитым кофе, смотрел в окно, даже чёрно-белую плитку на кухонном полу он разглядывал дольше, чем меня.
– Давай без мелодрам. Никто не умер, чтобы устраивать концерты.
– Эгоистичный придурок.
От обиды хотелось не плакать, а разгромить к чертям его супердорогой, супермощный компьютер – лишить его самого дорого и важного, чем он действительно дорожил. Чтобы хоть на краткий миг ревнивый чурбан прочувствовал, какой могла быть настоящая боль, а не ущемлённое самолюбие…