Надо же, “постель”! Хорошего же они мнения о баронессе де Соль. Так в своих речах разбойники дойдут до того, что она сама к ним в плен пришла!
Хотя Оливия до сих пор ощущала приятную тяжесть горячего тела, жесткую хватку сильных рук и терпкий мужской запах.
– Вещи? – переспросил Талер.
– Да, мои платья и… другую одежду. На смену. Это мое платье испорчено. В сундуках, которые были на повозке, ехало приданое…
– А мой братец разве не объяснил тебе, дорогая баронесса, что бесплатно у нас ничего не бывает? Хочешь вернуть свои вещи – плати цену.
– Вы же знаете, что у меня ничего нет! Мои сундуки у вас, драгоценности тоже, а деньги… Я могу написать отцу…
Талер наклонил голову, рассматривая Оливию с некоторым удивлением, словно говорящую зверушку, потом рассмеялся уже в голос.
– Ну, у всякой девушки есть что предложить мужчине. У благородных тоже. И у тебя вроде все при себе. Ну так попроси меня хорошенько, – разбойник внезапно шагнул, и Оливии пришлось отступить в угол комнаты и вжаться спиной в стенку.
Она выставила вперед ладони в слабой попытке остановить напор, но Талер этого словно не заметил – уперся руками в доски за ее спиной и наклонился, все также насмешливо глядя на Оливию.
– Я…
Теперь она смогла рассмотреть, что глаза у него не просто серые, а с темным отливом вокруг черного расширенного зрачка, а под бровью тонкий белый шрам.
– Расплатись со мной. Ну? – он наклонился еще ниже, почти касаясь губами ее губ. – По своей воле, моя невинная овечка. Сама.
Оливия, как завороженная, потянулась к эти губам, внутри себя гадая, поразит ее прямо сейчас молния господня за такой грех или…
Молнии не было, зато были чужие губы – чуть горьковатые от вина, но удивительно мягкие и нежные. Талер целовал ее так, словно она была его невестой – любимой и любящей. Сначала прошелся, лаская, по верхней губе, потом по нижней, а затем захватил в сладкий плен ее целиком.
Девушка, ожидавшая напора и боли, замерла, чувствуя, как слабеют колени. А потом сильная ладонь легла на полукружие ее груди и пригладила подушечками пальцев – едва касаясь, но Оливия ощутила это всем существом. Яркое, ослепительное по силе желание накатило волной, и она просяще застонала своему мучителю в губы, сама не понимая. о чем молит – о том, чтобы он прекратил или чтобы не прекращал никогда.