– Не совсем, – пояснил я. – Листы бумаги, выкрашенные акварелью… – Понятно, – Марк повернулся к двери и пошел обратно.
Ребята из студсовета защелкнули обратно отвисшие челюсти и уставились на меня.
– Слушай, а когда вы успели все это провернуть? – спросил один из них. – Ведь еще в пятницу тут можно было снимать фильм о последствиях ядерной войны.
– Тут какая-то путаница, – пожал плечами я. – Давно уже. Даже немного надоело, подумываем сменить интерьер.
– Угу, – пробурчал второй. – Когда припрет, и не такое провернешь… Когда мы вернулись к месту аутодафе, у Симоняна был вид человека, который только что достоверно узнал, что в нашей общаге живут пришельцы с Альфы Центавра.
…Теперь отмотаю пленку обратно к субботе. Поскольку нам и без гадалки стало ясно, что ситуация не просто подгорает, а горит, как пионерский костер, нужно было что-то предпринимать, чтобы пятую комнату не заселили другими жильцами. Мы разработали план, который принялись претворять в жизнь немедленно, ведь обратный отсчет времени был уже запущен… В плане единственным пунктом стояло создание нового облика комнаты. Вчетвером (трое плюс Сашка) мы выдраили комнату, включая паутину над гардинами, которая, как упрекнул нас Керенкер, висела там с хим-теховских времен, никого не трогала и уж точно не устраивала пьянки. Он зашел к нам за кипятильником, на что Мирнов трагическим голосом сообщил ему, что новый кипятильник исчез, но он может предложить любой из двух неисправных. Отклонив это в высшей степени любезное предложение, Керенкер уселся на мою кровать и принялся наблюдать за процессом преображения комнаты, сопровождая его своими советами, которые мы пропускали мимо ушей. Вечером в субботу мы покрасили в комнате полы, поэтому ночевали где придется, в том числе и в шестой комнате у Керенкера. Он не сильно обрадовался и даже возражал, но его возражения во внимание приняты не были. Там ночевали Андрюхи, а я на 4-м этаже в комнате, где жили ребята из нашей группы, Серега Калакин, Славка Крылов и Андрей Кудряшов. Все они разъехались по своим Вичугам, и комната досталась мне целиком. Позвал Мирнова и Германсона к себе, мол, ну его, этого нытика Керенкера, но у них там сложился преферанс, и до утра они резались в карты. В воскресенье мы переклеили обои. Вернее, вместо обоев Андрюхи предложили другой вид интерьера. Мы купили три пачки бумаги стандартного формата А-4, покрасили ее с одной стороны в красный цвет и наклеили поверх обоев. Комната сразу приобрела вид пыточного застенка, но что-то, берущее за душу, в этом было. Потом пошли в универмаг на проспекте Ленина, что напротив кинотеатра «Центральный», и купили там зеркало, гардину и два настенных коврика, один из которых повесили над моей кроватью, другой над кроватью Мирнова. Ну, а над кроватью Германсона висело окно. Сашка тоже внес лепту в комнатные обновы, он принес небольшую ковровую дорожку, которую мы расстелили на полу, когда пол высох. Благодаря ей комната сразу приобрела вид апартаментов. Это еще не все. Там же в универмаге мы разорились на репродукцию картины Шишкина «Утро в сосновом лесу» в рамке из красивого багета. Довершала новый интерьер комнаты люстра. Ну, люстра не люстра, но плафон, хоть и незатейливый, теперь висел вместо голой лампочки. Лампочка, кстати, вполне чистая была, это Симонян приврал. В ночь на понедельник ближе к полуночи мы принялись приколачивать зеркало, гардину, коврики и картины на отведенные им места. На стук прибежал Керенкер и, затравленно глядя на наш трудовой энтузиазм, простонал, что только сейчас осознал, как счастливо прожил первые 19 лет своей жизни. Потому что нас в его жизни до этого не было.