Калтон смотрел на дорогу. Уставший, сытый и довольный, он всё же не торопился ложиться. В такие вечера хочется посидеть подольше. Из сарая слышалось тихое пение – там Полина укладывала младших детей. С отцом сидел лишь Иван.
– Смотри-ка, Анылка, – сказал Иван, показывая куда-то в сумрак.
Калтон посмотрел туда, где еле виднелась какая-то маленькая согнувшаяся тень.
– Анылка, – узнал он. – Всё гуляет.
По улице во тьме, словно призрак, медленно шла старуха Анылка. Она была старой настолько, что волосы, падавшие с её головы, рассыпались в прах, не успев долететь до земли. Сморщенное, изжёванное годами лицо, тоненькие, кривые, как ветки вишен, ручки, провалившиеся куда-то вглубь черепа глаза – всё в её облике говорило о том, что смерть излишне церемониться с ней. Само время было заперто внутри этого тщедушного тельца и всё падало, падало куда-то в кромешную тьму её старости. Даже птицы облетали старуху за версту, пугаясь её бездонного возраста. Жила Анылка в полуразвалившемся доме у пруда. Жила абсолютно одна. Говорят, что воздух в её доме был настолько пропитан старостью, что там даже мухи не водились. Дом, в котором жила Анылка, был точным отображением её внутреннего состояния: слишком старый, чтобы стоять, и слишком крепкий, чтобы рухнуть. Впрочем, сказать, что она жила в доме, было бы не совсем правильно. Анылка ходила. Всё время, с утра и до утра, она была где-то, но не в своём доме. Согнувшись в три погибели и медленно переставляя крошечные, высушенные старостью ножки, Анылка истаптывала деревенские дороги, казалось, не зная усталости. Куда она шла, к кому и зачем, было совершенно не понятно. Она ходила, ходила, ходила всё по тем же улицам, мимо тех же домов, которых она толком даже не видела из-за того, что была безжалостно согнута к земле давящими на неё годами. Ни дождь, ни снег, ни лютая жара – ничто, казалось, не волнует её. Только одно было важно: дорога должна всегда продолжаться и её ноги должны по ней идти. У Анылки не было ни огорода, ни хозяйства, ни родных. Питалась она лишь тем, что ей давали соседи. Деревенские бабы всегда звали старуху к своему столу. Это считалось чем-то вроде хорошей приметы. Несмотря на свои годы, старуха была прекрасным собеседником и мудрым советчиком. Её память не притупилась от прожитых лет и была остра, как вилы. Она помнила по именам каждого человека в Запрудском, включая детей. С Анылкой говорили, Анылку слушали и прислушивались к её советам. Порой ей доверяли самые сокровенные тайны, о которых не решались сказать даже жене или мужу.