И он гордо продемонстрировал свою вторую подмышку. Но барышня никак не отреагировала. Она продолжала одеваться, что-то напевая себе под нос.
«Надо ее остановить, иначе в полном объеме сейчас оденется и куда-нибудь уйдет. И у нас с ней уже никогда ничего не получится!..» – лихорадочно соображал Алеша.
– Постойте, Тамара! – закричал вдруг он. – Я хочу вам сказать!..
Рыжая барышня удивленно, даже сердито уставилась на Курбатова:
– Как я тебе Тамара?! Меня зовут Жерар. Я – актер!
И тут Алеша заметил, что это и на самом деле мужчина. Ну конечно же, мужчина! С разветвленным на кончике носом и монашеским животом…
«И как же я сразу не догадался, что лифчик не его?!» – обрадовался Курбатов, глядя, как Жерар рвет вишни. – И трусы не его! Актер ведь. Да и волосы наверняка не настоящие».
И, дабы окончательно в этом убедиться, Алеша, весело гогоча, подбежал к жующему вишни Жерару и сильно дернул его за волосы. Жерар взвизгнул, поперхнулся вишневой косточкой и чуть было не задохнулся. Откашлявшись, он без лишних слов ударил Курбатова локтем в промежность. Алеша сразу прекратил гоготать и присмирел. Голова его закружилась, что-то подкатило к горлу, а весь мир позеленел и начал бешено вращаться. Жерар же схватил Алешу, перекинул через плечо и побежал. Бежал он быстро и ровно, как скаковой жеребец. Алеша прищурился и увидел прямо перед собой небольшое ветхое строение.
«Это наверняка погреб, – грустно подумал Алеша. – Сейчас Жерар бросит меня туда, плотно закроет крышку и уйдет спаивать школьниц».
И когда крышка погреба гулко захлопнулась над ним, Алеша почти не удивился собственной проницательности. Голова продолжала кружиться. Он лег на глинистый пол, закрыл глаза и провалился в сон…
Проснулся Курбатов от того, что прямо над ухом громко кукарекал петух.
Он открыл глаза, но петуха не увидел. Вместо петуха он увидел неподалеку от себя высокого красивого матроса со знакомым лицом, как-будто из фильма «Оптимистическая трагедия». Матрос, не обращая ни малейшего внимания на Курбатова, яростно молотил рукой по радиоприемнику. Но как бы ни старался, из динамика доносился лишь пронзительный петушиный крик.
– Да чтоб тебя! – ругался матрос, стуча огромным кулаком по крышке приемника. – Ну играй уже!
Однако приемник с завидным упрямством продолжал кукарекать.