– Меня не будет четыре дня, – будто невзначай бросила леди Стюрт.
Джереми посмотрел на мать, та уставилась в тарелку увлечённо отрезая кусок мяса.
«А-то я не знаю, – подумал он».
– Дела? – спросил он, стараясь изобразить в голосе неподдельный интерес.
– Да, нужно посетить одну планету и Вознесение.
«Кто-то хочет прожить ещё лет пятьдесят. На рекорд идёт».
– Реновация? – спросил Джереми.
– Что ты, – леди Стюрт мило улыбнулась. – Мне уже пора на покой, но умирать таким способом я не намерена. Хотя и собираюсь сделать это, не уподобляясь твоему отцу, но это как пойдёт, кто же знает? – она улыбнулась.
«Любимая забава прадеда и матери – лгать всем и вся, включая себя. Надо записать», – подумал Джереми.
– А я думаю стоит сделать. Это облегчит старость, – сказал Джереми.
Леди Стюрт явно разозлилась, но виду не подала. Джереми знал, что мать приходит в ярость от упоминания её преклонного возраста.
– Да, ты уже говорил. Боюсь, что ничем хорошим это не закончится.
– Если вспомнить деда и прадеда перед смертью, то ты права.
– Твой отец был не лучше. Он пятьсот дней все ещё оставался абсолютным акционером, при условии, что ложку ко рту поднести не мог…
–… и, если бы не ты, всё моё наследство пошло бы по миру, – вставил Джереми.
– Конечно! Сейчас ты относишься к своему состоянию слишком пренебрежительно, но это пройдёт. Тебе нужно просто посмотреть, как живут те, кто обделен благами, имеющимися у тебя. Всё что тебя окружает сделано руками тех, кто живёт всего одну жизнь, и я знаю, – поверь мне, как это печально, – леди Стюрт сделала лицо человека чьи слова стоит принимать за чистую монету. Получилось не убедительно.
Откуда мать могла знать, какого это прожить всего одну жизнь, при условии, что собралась делать реновацию в третий раз, Джереми не понимал, да и пропускал эти бредни мимо ушей. Это была одна из крайностей, которые присущи умирающим властелинам мира, пытающимся зацепиться за жизнь. Матери осталось жить совсем чуть-чуть, но её сознание безнадёжно надеется продолжить поглощать как не в себя жизни тысяч людей ежедневно.
Он достаточно насмотрелся на жизнь низов цивилизации и мог бы сам посвятить леди Стюрт в такие глубины страдания, что ей и не снились. Ему были знакомы самые бесчеловечные принуждения к собачьей жизни, которые его родительница не просто не знала, она даже не могла представить их существования. Хотя вот тут он ошибался. Леди Стюрт знала всё и вся, правда наиболее дикое для своей головы просто игнорировала. Иначе бы она вряд ли сохранила хоть и мелочное, но трезвое сознание.