– Отпусти, – закричал я. – И я приведу вместо себя коня!
– Конь у меня и так есть, – ответил он.
– Еще одного! Мною ты не наешься! А конь – больше чем человек!
– Да, – согласился он.
– Отпусти меня сейчас, попируешь позже!
– А ты не врешь?
– Нет, – ответил я. – Загляни мне в глаза.
И он заглянул.
Возможно, когда-то он походил на человека, но теперь казалось, что под кожей его череп раздроблен, вмят внутрь, и голова высохла, уменьшившись в размерах. В глазах его пылал голод, и я подумал, что он не будет
слушать меня, а просто разорвет мне горло, но ужасная голова его наконец отодвинулась.
– Хорошо, человек; я буду ждать тебя и твоего коня. А теперь иди и возвращайся!
Он убрал ногу и отступил, как-то сразу потерявшись в сумраке.
Я поднялся, отряхнул пыль, с ужасом глядя в глаза коня, который рвался, как на цепи, но ничего не мог сделать. Он ронял пену и ржал умоляюще.
Я отвернулся и ушел, чего бы ни стоило мне отвернуться и уйти. Хотя крик коня еще долго стоял у меня в ушах; куда дольше, чем я на самом деле мог его слышать.
… Я вспомнил, как его звали. Хотя это уже не имело значения.
* * *
Хуже всего, что я не лгал этой твари. Я собирался вернуться верхом на Фемуре, которого вызвался похитить; потому что других дорог здесь не было, а ждать до утра рискованно – еще ведьма нагонит.
Река текла совсем близко, и, будь у меня лодка, я бы мог добраться до ведьминого дома по воде. Если б, конечно, меня не съела рыба Маль, которая, по слухам, иногда проглатывала и плоскодонки вместе с рыбаками. Говорили также, что Маль – это сама Бетони и есть, что старая ведьма прыгает в реку прямо из дому, перевернувшись через голову и сказав особое слово.
Когда дорога выскочила на простор, луна уже показалась из-за марева, выплыла на чистое небо. Сегодня ночь была рогата, острые края месяца кололи небосвод. Птицы молчали, только где-то далеко мерно ухала сова.
Стояло безмолвие, безветрие, ни один лист не шевелился, словно ночь залили чистейшим стеклом. Белые цветы начинали раскрываться в этот час.
Я увидел дом ведьмы над рекой, увидел дым из трубы. Он был не белесым, а темно-серым, тяжелым, не тек, а ворочался, напоминая корчи какого-то завернутого в темный мешок существа.
Дом являл собою корму старого и большого речного корабля, видно, налетевшего когда-то на камни в этих местах. Кто-то достроил развалины, соорудив странный, диковатый особняк, к тому же и с мельничным колесом. Река текла лениво, колесо медленно, завораживающе хлопало по воде. Колесо и дым, больше ничего не двигалось в этой картине.