Куко́льня - страница 30

– И все умерли?

– Вот дочитаем – и узнаешь, – он улыбнулся. – Записывай: «On December the third» – третьего декабря, порядковое числительное.

Юля полезла в сумочку, но почти сразу как ошпаренная захлопнула её и повесила обратно на спинку.

– Ручку забыла, – объявила она после паузы.

Николай подтолкнул к её стороне стола свою ручку.

Она взяла её, но вдруг вскочила и, не попрощавшись, вылетела из читального зала.

Зелёнкин остался сидеть неподвижно и растерянно, будто его только что смерч проволок за собой и выплюнул в пустыне.

Ромбов попытался посоветоваться с Зиновьевой, второй соседкой по кабинету, по поводу одинаковых могильных обращений. Но Зиновьева отмахнулась от него, как от навязчивой мухи. К Медведеву сунуться он не решался: тот только и делал, что поднимал Андрея на смех. Пришлось идти сразу к Борисову, но и здесь ждала неудача.

– Ещё висяк хочешь?

Андрей должен был ограничиться отпиской. Ему самому было понятно, что найти «художника» почти невозможно. Но дело уже прицепилось к нему, как репей. Его интересовали не закрашенные памятники сами по себе, а то, что он нашёл в них систему, которая могла привести и к религиозному культу, и к секте, и даже к какому-нибудь начинающему маньяку. Он часто представлял, как докапывается до чего-то важного, чего никто другой не заметил, и как все в отделе начинают его уважать.

Вначале он просто искал информацию в интернете о происшествиях на кладбищах, об умерших девочках, о религиозных движениях, которые могли быть связаны… Потом стал осматривать места преступлений.

Он оставил Бет у въезда на Ново-Сормовское кладбище. Зелёная жестяная банка ехала сбоку на пассажирском сиденье – полноправный участник разведки. Был острый дождливый день. Выходной. В рабочие часы не успевал. Вынужден вести расследование в день дождей и отдыха.

Андрей свёл в табличку два обращения и трёх измогильных девочек.

В жалобе Гусевой Л.Д. говорилось, что дочери потерпевшей, Софии Гусевой, умершей всего два года назад, на портрете чёрной краской замазали глаза. Посчитали за хулиганство, списали на тупых подростков, глумящихся над родительским горем. Памятник восстановили, но вандал опять закрыл дочерние глаза темнотами. Гражданка Гусева поняла: спускать такое не следует. В обращении Гусева замечала, что неподалёку случайно обнаружили другую детскую могилу – тоже девочка, правда, прожившая всего пять лет и погребённая раньше, три года назад. С сентиментальным именем Нина Ромашка. Её памятник был изуродован. Видимо, той же рукой.