То был риторический вопрос, и медсестра, к счастью, это поняла. Предложила мне посидеть с ней ещё немного, но я не могла там оставаться.
Больше я не могла дышать, говорить и чувствовать. Просто понимала, что у меня болит сердце и хочется плакать… как никогда хочется.
Я сбежала оттуда. На улице шёл снег. Выбежав за территорию больницы, свернула в первый попавшийся двор, упала на землю и зарыдала. Прохожие смотрели на меня с опаской, но никто не решался подойти.
Чуть позже я позвонила отцу и рассказала про бабушку, попросила его сообщить об этом маме. Я не могу ей такое сказать, я не хочу разбивать ей сердце… хотя очень скоро оно всё равно будет разбито, как и моё.
Не знаю, как жить дальше. Мне не верится, но вот свидетельство о смерти. Боже, я же так вчера и не позвонила бабушке… Зато поздравляю, Настя, ты успела выложить сторис в Инстаграм.
Не хотелось никому говорить, потому что не верилось.
Домой пришла полностью разбитая. Через какое-то время решилась и позвонила Наде, выплакалась, рассказала всё. У неё недавно умер дедушка, поэтому она могла меня понять. Но как бы это ужасно ни звучало, я переживала только за себя. Переживала, кому теперь будет адресована та любовь, которую я испытывала к бабушке. Куда мне девать всю эту любовь?.. Ладно, простите, я не жду от вас ответа на этот вопрос.
Не буду вас долго грузить…
На следующий день из деревни приехала мама. Через три дня, в пятницу, были похороны. Всё прошло вполне хорошо, если можно так сказать. Сразу после похорон я поехала в деревню.
Весь январь я была в трансе, не разговаривала с друзьями, сидела на месте и просто существовала. У меня началась затяжная депрессия, почти каждое утро и вечер болела голова, скорее всего потому, что я утратила желание спать от слова «совсем». Аппетита не было, я потеряла семь килограмм за месяц, – не критично, но мама буквально откачивала меня и заставляла есть. Ещё чуть-чуть, и ей пришлось бы везти меня в больницу, потому что одежда на мне болталась. Мама сначала подумала, что это анорексия, но я просто не хотела есть.
Ближе к февралю, когда пришло время идти в университет, я начала потихоньку отходить.
Так я думала. Но оказалось вовсе не так, и жалко, что поняла я это поздно.