Я как раз открываю рот, чтобы ответить Морган, как звенит дверной колокольчик и входят три парня.
Излучая уверенность в себе, они направляются к нашему столику. У всех троих влажные волосы и повседневная одежда в противоположность форме, которую они надевают на игры. Адам с ростом шесть футов и два дюйма самый высокий, дальше идет Тайлер и потом Мэтт.
Когда они подходят к нашему столику, я сдвигаюсь в сторону, освобождая место.
– По крайней мере, на этот раз вы помылись. Я забыла взять что-нибудь, чтобы заткнуть ноздри.
Адам садится рядом со мной, широко улыбаясь, и, обхватив левой рукой за плечи, придвигает к себе. От него хорошо пахнет. Одеколоном, который стоит слишком дорого.
– Смешно, О. Тебе похлопать? – спрашивает он, продолжая улыбаться.
Тайлер садится рядом с Адамом и сцепляет руки в замок на столе.
– Вы уже сделали заказ? Я умираю с голода.
– Нет. Морган отослала официантку, когда мы пришли, но она скоро должна вернуться, – говорю я.
Я перевожу внимание на Мэттью, который пристраивается рядом с Морган и целует ее в макушку. Его рука ложится на спинку диванчика.
– Привет, детка.
Она улыбается, глядя своими сияющими голубыми глазами в его темные.
– Привет, Мэтт. – Она поворачивается к остальным парням. – Вы, ребята, хорошо перестроились после той драки.
– Мы играли дерьмово, Мо. Неважно, как мы закончили, – ворчит Адам.
– Дерьмовая победа все равно победа, – говорю я, щипая его за бок.
– Попробуй сказать это тренеру, – мрачно смеется Тайлер. – Он выпорол бы нас по задницам в раздевалке, если бы мог.
– Как Брейден? С ним все хорошо? – спрашиваю я.
Все трое кивают, но говорит Адам:
– Как новенький. Этот ублюдок слишком упрям, чтобы позволить кому-то вполовину меньше усадить себя на скамейку.
– Ава уверена, что вашего бойца отстранят за эту драку, – вставляет Морган, лукаво блеснув глазами. – Так что?
Я сердито смотрю на нее, а Тайлер поворачивается и кивает головой на дверь.
– Можешь спросить у него сама.
Первыми привлекают внимание его глаза, их глубина заставляет дрогнуть. Они транслируют какую-то незнакомую мне эмоцию, которая скапливается у меня в животе штабелем кирпичей.
Оукли моргает, и все исчезает.
Резкая перемена в его поведении вызывает во мне больше любопытства, чем хотелось бы. Я прокашливаюсь и отвожу взгляд, только чтобы зацепиться за четкие линии его челюсти.