Поднявшись в квартиру Стаса и его погибшего брата, я сразу обращаю внимание на абсолютный бардак в гостиной. Но, в отличие от обычного беспорядка, который творился у ребят после очередной вечеринки, сейчас здесь не валялись пустые бутылки от пива, коробки от пиццы и прочее. Вся гостиная была устлана огромными листами с рисунками, стояло несколько мольбертов, на столе были разбросаны принадлежности для рисования.
Мое сердце будто сжали в тиски: все это принадлежало Денису, он наверняка работал над каким-то крупным проектом, трудился ночи напролет, был воодушевлен и готов свернуть горы. Но теперь он не закончит его, теперь это все ― только горькое напоминание о нем. Я замираю на месте, будто меня парализовало. Придя в себя, я начинаю медленно обходить мольберты, рассматривая потрясающие идеи брата Стаса. Он невероятно талантлив. Помню, он столько раз помогал мне с практическими работами, подсказывал интересные мысли и способствовал их воплощению. Я не замечаю, как мои щеки становятся мокрыми. Денис был отличным другом, но почему я плачу только сейчас? Будто все это время я не осознавала, что самого прекрасного человека, которого я когда-либо знала, больше нет.
– Ты… не можешь? ― на выдохе произношу я, парализуя Стаса за своей спиной. Все это время он суетился, бегая по квартире, наводя порядок и заказывая еду.
– Что? ― он наконец-то останавливается.
– Я понимаю, ― тихо поясняю ― Ты… ты не можешь это убрать, да? ― Я поворачиваюсь к своему парню с глазами полными слез.
– Эм… да, просто… ― Он пытается подобрать слова или ищет оправдание, почему прямо посреди гостиной у него ― огромное душераздирающее напоминание о его погибшем брате?
– Не объясняй, ― я бросаюсь к нему на шею в полной истерике. ― Не надо, я понимаю! Так кажется, что он все еще с нами. Боже мой, малыш, я даже не представляю, что ты чувствуешь, мне так жаль… ― Слезы полностью застилают глаза, душат, я всхлипываю. ― Так жаль, он был прекрасным человеком, лучше нас всех!
– Да… ― отвечает мне Стас, обнимая. ― Он был прекрасным человеком, ― повторяет, но не плачет, держится или уже излил все, что было на душе. Стас гладит меня по спине, успокаивает.
– Хочешь, я все это уберу? ― спрашивает, целуя меня в висок.
– Нет, то есть… не знаю, тебе так будет легче? Давай, я уберу, если тебе тяжело, ― отлипаю от его мужественной горячей груди и вскидываю голову, чтобы заглянуть ему в глаза.