Мэйлор – полный идиот, если пресмыкается перед этой челядью. Ми’Валетты – мусор. Они не заслуживают права даже быть похороненными, как люди. У них нет ни ума, ни чувства прекрасного… И как такие жалкие насекомые примкнули к халлендорской знати? Скорее всего, я никогда не получу ответ на этот вопрос. Это уже неважно… У меня есть цель, и отец не помешает мне. Напротив, он даже поможет. Этот болван не подозревает, что он всего лишь пешка, и, пока его послушники чествуют Ауроса, я приближаюсь к становлению богом.
Тигиан добрался до тупика.
На первый взгляд могло показаться, что туннель закончился оным, однако хозяин здешних мест знал их секрет. Прикоснувшись к участку стены перед собой, он нажал на невидимый глазу рычаг, и дверь в тайную алхимическую лабораторию отворилась. То было весьма обширное помещение. Вдоль стены напротив входа располагались четыре резервуара из прочного стекла, наполненные бурлящими водами, где деформированные тела жертв экспериментов безмолвно молили о завершении своих мучений. Каменный стол в центре комнаты захламляли сосуды с неизвестными жидкостями, расчерченные на полу письмена хранили секреты древних ритуалов, а в темнейшем углу лаборатории стояла клетка.
В ней томилась девушка, держащая грудного ребёнка.
– Простите, что так долго, Омивия. У меня появились неотложные дела.
Она смотрела него. Видела, как Тигиан вешает одежду на крючок у входа, и боялась издать хотя бы звук.
– Никогда не понимал людей, кичащихся своим положением в обществе. Зачем эти громкие речи, когда ты простой смертный? Я ведь прав?
Она кивнула. Не знала, можно ли поступать иначе.
– Ваш малыш, наконец, успокоился? Выходит, моя стряпня пришлась вам по вкусу. Дети плачут, когда их мать голодна. Жаль только они не чувствуют жалости – ими руководит страх.
– О чём вы? – не удержалась Омивия и тотчас пожалела об этом.
С её лба стекла крупная капля пота, ибо Тигиан приблизился к клетке вплотную. Сев на корточки, так, чтобы чётко видеть лицо девушки, улыбаясь, кудесник облокотился на холодный металл.
– Ребёнок не испытывает настоящих чувств до одиннадцати лет. Он думает лишь о себе, и, если вы плачете, ему страшно, потому как он боится потерять кормилицу. Я узнал об этом, когда проводил свои исследования… Пришлось пожертвовать несколькими бездомными детишками, но оно того стоило. Теперь я многое знаю.