– На Болоте хорошо, – начал я.
– Ага.
– А в Хельской долине вы, наверно, живете совсем замкнуто?
– Ну… бывает.
– А Постреленок? Ему, наверно, скучно, что сестра уехала, а он остался один с папой и бабушкой?
– Да; только, по-моему, ему скучно не бывает.
– Да, мальчонка горазд на всякие выдумки.
– Да.
– А ведь Хроульв с вами порой суров?
– Гммм, – доносится из-под одеяла, и я останавливаюсь и жду, пока откроются шлюзы, – но она просто молчит, и все. Я пробую зайти с другого бока:
– Но ему, наверно, хозяйство вести непросто? Он ведь один, и механизмов у него почти никаких нет?
– А ему хочется быть одному.
– Э… Да… Я-то его, конечно, настолько хорошо не знаю, – говорю я и тут мешкаю, не зная, что сказать дальше, но потом продолжаю: – Но, по-моему, он вас любит.
– Да, – равнодушно отвечает она, – он мне позволяет в школу ходить.
– Да.
– Но лучше бы я была овцой.
Она произносит это с неожиданной решительностью. Я быстро бросаю на нее взгляд, но различаю лишь лоб, сияющий в темноте, словно белый цветок в ночи. Крошечный нос над одеялом.
– Овца? А почему ты так говоришь?
– Потому что тогда бы у меня рук не было.
– Ach so. Вот оно как. Рук, значит… Э… Так ты его не любишь?
– Он мне папа.
Она поворачивается на подушке и теперь смотрит на меня. Кажется, я вижу, как сверкают ее темные глаза под светлым лбом, окаймленным темными волосами. Заинька.
– Спасибо, что сходил за мной, – говорит она.
– Сходил? Ах, во время бурана? Да не стоит.
– Все равно спасибо.
Через темный океан между кроватями я чувствую связь. Чувствую, что я как-то связан с этим маленьким женским персонажем; она могла бы быть моей дочерью во втором поколении. Она напоминает мне…
– Спокойной ночи, – говорит Эйвис и опускает занавес над глазами.
А я продолжаю лежать и смотреть этот великолепный фильм ужасов из голливудских запасников: «Саранча на Спренгисанде[39]». Он мне папа, сказала она. А она не его дочь. Он ее сын. Получил хутор от нее в наследство. Она напоминает мне какую-то девочку, которую у меня отобрало время. Боже мой! Это не обычная саранча. Гигантские насекомые. Вот уже ледник Ватнайёкютль стал черен от них. Помимо авангардизма я всегда презирал в этом мире три вещи: ужастики, детективы и научную фантастику. Я выхожу в коридор.
Дом спит.
В коридоре легкий запах горелого хлеба. Они, что ли, на завтрак тосты будут подавать! Болото – хутор культурный. Тут школа. Я прокрадываюсь мимо дверей. За какой же из них спит Хильд? Да, эта фрекен меня захватила. И на ночном столике у нее – какая-то моя книга. «Я вас каждый вечер кладу с собой в постель», – так они меня порой веселили, эти йенточки