– Какую девицу, прапорщик?
– Лизавету Михайловну, кого же ещё? – удивился гвардеец. – Она в свою фузею тройной заряд забила, вот отдачей ключицу-то и сломало. Да вы не переживайте, государь, до свадьбы заживёт!
Вот оно как… А я, старый дурень, ни за что ни про что обидел хорошего человека, нашего милейшего эскулапа. Стыдно, Павел Петрович! Ей-богу, стыдно давать волю эмоциям и срывать зло на ни в чём не повинных людях. А излишне богатое воображение хорошо лечится бромом. И кое-кому требуется лошадиная порция.
Судьба-злодейка, видимо, решила покуражиться над несчастным лекарем от всей души – распахнувшаяся дверь сшибла беднягу Генриха Станиславовича с ног, отшвырнула к стене и вернула обратно, прямо под ноги ворвавшемуся в спальню генералу.
– Ваше Величество! – заорал тот с порога и, не обращая внимания на распластавшегося по полу доктора, бросился обниматься.
– Михаил Илларионович? – Я попытался отстраниться.
– Я! – Один глаз у Кутузова прикрыт чёрной повязкой, но второй сверкает опасным восторгом пополам с безумием. – Государь, нам нужно срочно поговорить наедине.
Совершенно не похож на Мишку Варзина. Или это не он? Попробовать какой-нибудь пароль?
– Наедине? Если только вы имеете сообщение о том, что утро красит нежным светом…
– Стены древнего Кремля! Блин! И от тайги до британских морей!
Крики сопровождались объятиями и похлопыванием по плечам. Нет, товарищ Варзин, так не пойдёт.
– Михаил Илларионович, посмотрел бы на тебя капитан Алымов.
– Ой, простите, Ваше Императорское Величество.
Прощения он просит… Мне после суток беспамятства сортир в первую очередь нужен, а не его извинения. Не то сейчас конфузия произойдёт…
– Оставьте нас, господа. Срочно оставьте, я сказал!
Варзин (или всё-таки Кутузов?) проводил взглядом покидающих спальню офицеров, и едва только закрылась дверь, произнёс:
– Уважают они тебя, Паша. Именно уважают, а не боятся. Смотри, чуть не строевым пошли!
Я ответил минут через десять, когда общее состояние организма пришло в норму, и уже не нужно было никуда торопиться. Разве что помыть руки в глубоком серебряном тазике.
– А ты, Миша, учись у них.
– Зачем?
– Затем, что с царём разговариваешь, пенёк вологодский! Смирно! Равнение на… Отставить!
– Так ведь я…
– Наедине, хочешь сказать, можно?
Кутузов (всё же Кутузов) засопел: