Прошёл ещё год…
Устя подрастала, особо не досаждая старикам своими шалостями и играми. Бабушка, Соломея Антиповна, с некоторых пор стала набожной, потому не строгой, даже терпимой. Старалась и внучку приобщить к вере. Однако приобщение замедлялось, так как девочка по некоторым библейским сюжетам частенько задавала вопросы, загонявшие старушку в тупик.
– Кем приходится Вам, бабушка, наш дед Дорофей?
– Как – кем?! – поражал Соломею вопрос, заданный по прочтении первых страниц Библии. – Мужем, конечно. И венчаны мы…
– А почему тогда дед говорит, что у него отроду рёбра целые?
– Что им станется: пьёт понемножку… уже давно, нигде напрасно не шатается, не падает…
– Значит тебя Бог сделал из ребра другого деда?
– Вон ты про что! – сообразила радостно Соломея Антиповна. – Так то ж случилось в начале сотворения Мира… За всех тогда Адам пострадал…
– Значит ты, бабушка, не настоящая жена мужа своего, – решительно не унималась девочка.
Не зная, как объяснить эти библейские тонкости, бабушка с озабоченным видом заканчивала урок и отправляла внучку погулять. Сама же вновь открывала святое писание и усердно пыталась найти понятные ответы на заковыристые вопросы.
Да, нелегко давалась девочке божья наука. Причём мучились вместе: и баба, и внучка. Дед, Дорофей Евсеевич, глядя на их страдания, только посмеивался: “Не я один такой…”
Год назад, решил он под влиянием своей жены и меняющейся (непонятно в какую сторону) жизни тоже изучить Библию. “Тут многое разъясняется, и прошлое, и грядущее”, – многозначительно наставляла Соломея. После такого посвящения Дорофей Евсеевич добросовестно приступил к чтению.
Поначалу всё шло хорошо. Делился с женой своими впечатлениями, спрашивал, выслушивал… Повеселел, приободрился даже! Но, когда дошёл до тех мест, где скрупулезно расписывалась родословная прародителя рода людского: “ Адам жил сто тридцать лет и родил сына… и нарек ему имя: Сиф. И родил он сынов и дочерей… Сиф жил… и родил Еноса. Енос жил… и родил Каинана… Каинан жил… и родил Малелеила…” – Евсеевич стал мрачнеть. Дойдя до конца адамовой ветви, он возвращался назад, чесал затылок, хмурился, что-то мучительно соображал… Часто вставал и отрешённо, беззвучно шевеля губами, прохаживался по комнате. Косые лучи солнца, проникающие сквозь хлипкие занавески, оттеняли морщинистое лицо, бледнеющее день ото дня.