–А-а-а, много здесь молодых, – протянула она и было совсем расслабилась, потом долго рассказывала о новых постройках, о суете молодых матерей и слишком шумном для ее ушей шоссе. Мне казалось, она развеялась и успокоилась, а потом неожиданно заключила:
–Помру скоро. Все мои померли. И я помру.
Я вздрогнул. Так и не понял, своих ли одногодок и товарищей она имела в виду или несчастье в семье какое, а спросить не решился. Ей на вид было не больше шестидесяти, но выглядела она очень плохо… Вся иссохла, темные глаза впали, рот втянут и взгляд совсем уж блеклый, но какой-то блаженный, умиротворенный, как у людей глубоко религиозных.
Позади старушки неожиданно показались странного вида развалины, походившие на сгоревший храм, огороженные черным обуглившимся забором.
–Что это сзади? Храм был? – спросил я после минуты неловкого молчания. Она обернулась.
–А-а-а, да. Стоял тут приход раньше. Да погорел, – и уперла блеснувший взгляд, будто наблюдая, как горит огонь, в черные скорее от сырости и старости, чем от огня, развалины. Какой еще приход… Я не совсем сведущ в религиозных вопросах, но обычно он при храме всегда, а храма я не видел и близко в окрестностях. Пора было прощаться:
–Ясно, бабуль, ну спасибо тебе, пойдем мы.
–Бог с тобой. Бережись любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения.
Я опешил. Это была цитат из Евангелия. К чему она? Это меня напугало. И я сразу понял, чем. Прасковья Кирилловна – родная тетка и благодетель семьи нашей. Вспомнить и забыть. Вот где я видел такие же стеклянные глаза. Всюду таскалась с карманной библиотекой на религиозную тематику. Более умопомраченного религией человека я не встречал в жизни. Никогда не интересовался самой теткой, потому как любой контакт с ней непременно превращался в проповедь, но сказать, что она не оставила следа в моей жизни, не могу. В моей или отца – даже не знаю. Отец испытал в детстве сильное религиозное влияние и, хотя прямо не заявлял о вере в бога, но, кажется, именно отсюда многочасовые насильственные беседы о недопустимости лжи, предательства и прочих «ужасных» пороках … Любовь ближнего к ближнему для отца проявлялась в любви к вину и к насилию. Как это по-настоящему человечно!
Долго еще бабка стояла и смотрела нам вслед. Созерцала нас. Было в этом что-то фаталистическое. Будто на нас была печать скорой беды, как на бледном лице Вулича, и эта старуха предостерегала нас. Почему все случилось перед этим злосчастным заводом впереди и как там оказался этот приход…