– Снаружи до сих пор стоит умопомрачительная толпа. Они когда-нибудь уходят отсюда? Я – Джон Кандотти. Отец-генерал попросил меня помочь вам приготовиться к слушаниям. Рад знакомству. – Он неосознанно протянул вперед руку и, вспомнив, неловко отвел ее в сторону.
Сандос не приподнялся из поставленного возле окна кресла и как будто бы даже не захотел или не смог посмотреть на Кандотти. Джон, конечно же, видел архивные фото Сандоса, но тот оказался много меньше и худощавее, чем он ожидал; к тому же старше, но все же не настолько, насколько следовало бы. Прикинем: семнадцать лет в пути туда, почти четыре года на Ракхате, еще семнадцать лет обратного пути, однако следовало учесть релятивистские эффекты перемещения со скоростью, близкой к световой. По мнению врачей, Сандоса следовало считать примерно сорокапятилетним, хотя он был на год старше Отца-генерала. Судя по внешности, ему пришлось перенести трудные годы.
Молчание продолжалось. Стараясь не смотреть на руки Сандоса, Джон пытался понять, не следует ли ему уйти. Впрочем, для ухода еще слишком рано, подумал он, Фелькер будет в ярости. И тут губы Сандоса наконец шевельнулись:
– Англия?
– Америка, отец мой. Брат Эдвард англичанин, но я американец.
– Не так, – чуть помолчав, продолжил Сандос. – La lengua. Английский язык.
Вздрогнув, Джон понял, что неправильно истолковал слово.
– Да, я немного говорю по-испански, если так вам будет удобнее.
– Это было сказано по-итальянски, creo. Antes – до того то есть. В госпитале. Сипаж – si yo… – Он умолк, чтобы не разрыдаться, но овладел собой и уже осознанно проговорил: – Будет легче… если я все время буду слышать… только один язык. Английский сойдет.
– Конечно. Без проблем. Ограничимся английским, – ответил потрясенный откровением Джон. Никто не говорил ему, что Сандос настолько плох. – Этот мой визит будет коротким, отец мой. Я хотел только познакомиться и посмотреть, как вы поживаете. С подготовкой к слушаниям можно не торопиться. Не сомневаюсь, что их можно будет отложить до тех пор, пока вы поправитесь настолько, чтобы…
– Чтобы что? – переспросил Сандос, впервые посмотрев прямо на Кандотти. Изрезанное глубокими морщинами лицо, высокая переносица, наследие индейских предков, широкие скулы, стоицизм. Джон Кандотти не мог представить себе этого человека смеющимся.