Впрочем, терзала меня не только идея вырваться из заточения. Чувствуя, как стараниями Мамы Курты, на тонкой шее Эйтн сжимается смертельный узел, я попробовал коснуться сознания госпожи Аверре ментально. Постаравшись устроиться на совершенно неудобной койке с максимально доступным комфортом, я подобрал под себя ноги и, прикрыв глаза, окунулся в потоки Теней.
Это уже не был один из тех бездумных нырков в призрачные воды нереальности, какие я проделывал всякий раз, стоило только неприятностям встать на дороге. Нет. Я действовал куда осторожней. Памятуя о странностях, с которыми столкнулся на борту Обсерватории и после того, как оказался в плену, я больше не спешил доверять всякому повороту течения, присматриваясь и прислушиваясь более тщательно. Атака пиратов на станцию, жестокая смерть леди Синны и подозрительная осведомленность Мамы Курты о делах лейров еще настойчивей подталкивали быть осмотрительным. А я, будучи одним из лучших учеников Бавкиды, никогда не пренебрегал подобными знаками. И потому, настроившись на малейший признак изменения теневого течения, осторожно позвал:
– Эйтн?
Ответом была тишина.
Это заставило меня нахмуриться. Опыта в подобного рода технике за плечами накопилось не так уж много, но уверенности в собственных силах оставалось по-прежнему хоть отбавляй. И потому промашка с вызовом несколько напрягала. Поерзав на месте, я повторил зов и на этот раз чуть громче.
Снова без ответа.
Обычно в такие моменты ощущалось некое отчуждение, а тут – глухая стена. Будто разум на том конце непросто невосприимчив к Теням, но мертв. И очень может быть так же, как мертва была леди Синна…
Жуткое предположение перепугало меня и вынудило вскочить на ноги. Но, как оказалось, лишь затем, чтобы снова столкнуться с подозрительным взглядом динетина, на этот раз незаметно появившегося с той стороны решетки.
Я выпрямился, собираясь ударить по его воле так, чтоб он неделю не мог вспомнить сам себя, а потом добраться до Эйтн, но тут здоровяк посторонился. Из-за его спины выступила знакомая фигурка.
– Эйтн? – одними губами произнес я, чувствуя, как биение сердца ускорилось.
Госпожа Аверре оставалась все такой же прекрасной и невозмутимой – скульптура, выточенная из чистейшего льда, – и все же не настолько неприкосновенной, как хотелось бы. От былой безукоризненности не осталось и следа. Костюм истрепался, строгая прическа превратилась в гнездо, а бледное личико обзавелось парочкой ссадин и одной тоненькой царапиной, которая не переставала кровоточить. Само по себе это делало облик Эйтн значительно живее, но при этом вынуждало меня задуматься над тем, как именно она эти «украшения» заполучила. Сошлась в рукопашной с паучьими головорезами?