С севера площадь Людовика XV была обстроена двумя симметричными зданиями, между которыми была проложена короткая Королевская улица. В ее конце должна была стоять купольная церковь Мадлен. Проектировавшийся ансамбль этой площади далеко выходил за ее границы и почти на 800 м простирался с севера на юг.
Художественную выразительность площади Людовика XV создают архитектурные сооружения и артистически исполненное изваяние авторства скульптора и рисовальщика французского стиля рококо и раннего неоклассицизма Эдме Бушардона. Созданный им монумент короля, крылатые кони богини Победы по сторонам прохода из Тюильрийского сада и прекрасные кони Марли (фр. Chevaux de Marly) французского скульптора Гийома Кусту у проспекта Елисейских полей композиционно составили удачное сочетание пластических и архитектурных форм.
После снятия этого монумента в 1792 году ансамбль площади Людовика XV (с этого времени – Революции, с 1826 г. – Людовика XVI, с 1830 г. – Согласия) стал постепенно разрушаться. В 1836 году на его месте был установлен египетский обелиск на неудачном цоколе работы архитектора французского классицизма, профессора истории и теории искусства, члена Института Франции Луи-Ипполита Леба, одного из предков рода Галеви. После возведения моста и прокладки улицы Риволи эта площадь превратилась в напряженный узел городского движения, следствием чего стала засыпка рвов. Ценный вклад в композицию данной площади внесли лишь наполеоновские постройки – церковь Мадлен и колоннада Палаты депутатов на южном берегу Сены. Перекликаясь друг с другом колонными портиками, они укрепили поперечную ось площади Людовика XV. Вместе с гигантским Марсовым полем она была последним крупным сооружением, осуществленным незадолго до французской буржуазной революции 1789 года.
В XVII и XVIII веках Париж значительно вырос и приобрел ряд ценных ансамблей. От Лувра и Тюильри, ставших основой нового центра столицы, до множества парков, бульваров и площадей. Но эти сооружения имели, прежде всего, представительское значение. Они создавали великолепное обрамление наиболее пышному королевскому двору в Европе, но не решали больших социальных задач. Рядом с Лувром и Тюильри находились грязные, неблагоустроенные кварталы.
«Беспорядок нигде не ощущается более остро и нигде не является более шокирующим, чем в Париже. Центральный район этой столицы почти не изменялся в течение трехсот лет: мы все еще находим там то же количество узких извилистых улиц с мусором и запахом нечистот, в которых встречи с экипажами каждую минуту создают затруднения. Окраины, которые были заселены значительно позже, построены несколько лучше… Превосходя все другие города своими громадными размерами, числом и богатством своих жителей, Париж уступает некоторым из них в том именно, что делает город удобным, приятным и прекрасным».