Конечно, Ребров не поверит ему. Проверит. То есть будет допрашивать и задавать ему ужасные вопросы.
А что, если между ними что-то было? Глупости! Он не должен так думать. Да если сейчас выяснится, что и было что-то, то он, Герман, сразу же ее простит. Важно, чтобы не он, не плотник ее убил. А если он, то Герман сам его прибьет. Но, с другой стороны, если он это сделает и его посадят, что будет с детьми? Они же останутся сиротами!
У него застучали зубы, и тело словно свело судорогой. А в голове образовалась пустота.
Обыск закончился, Герман запер дачу, и они выехали на машине Реброва. Куда его везут? В следственный изолятор?
Но нет, Ребров высадил его у ближайшего метро. Сказал, чтобы он не покидал Москву.
Герман поехал к родителям Алены. Дети пока еще ничего не знали и были у них дома. Он пока не решился рассказать им о смерти мамы, сказал, что она у родителей.
Дверь ему открыла Ксения Андреевна. Одетая во все черное и какая-то вся собранная и энергичная, словно смерть дочери придала ей сил и бодрости.
Он готов был зажмуриться или заткнуть уши, чтобы не слышать ее обвинений или упреков, но вместо этого почувствовал, как она его крепко обнимает.
– Гера, – услышал он ее твердый голос, – нам всем сейчас тяжело, и мы должны держаться вместе. Не раскисай. Будем поднимать детей. Это сейчас самое важное.
И он сразу обмяк, прижал ее к себе с чувством великой благодарности:
– Спасибо, мама.