Человек продолжал меня разглядывать в молчании. Это ведь она! Мне вдруг подумалось, что это та девушка. «Ты в халатике?» – хотелось мне позаигрывать с ней. Но вдруг там старуха? И даже ответит, в чем она там. Фу…
Щелчок. Из-за приоткрытой двери ко мне выплыли глаза. Молчаливая прелестница смотрела, не мигая. В этот раз она была одета в простенькое платье, повисшее на ней мешком. Одевала ее явно бабка, то ли с целью затаить красоту внучки (дочки?), то ли считая, что эта тряпка и есть самый шик, ведь мода никогда не меняется.
Снова совершив усилие, чтобы выплыть из озер этих глаз, я спросил: «Скажите, ваша… родственница дома?»
Молчит. Почему-то, глядя на эту молчаливую, какую-то забитую девушку лет двадцати пяти, мне неистово хотелось разбудить в ней бурю. Сорвать с нее всю рухлядь, включая лиф и безразмерные бабкины трусы и тут же открыть в ней жрицу страсти. Что-то в ее глазах говорило мне, что она там есть. Она там, следит, чтобы очаг не погас до срока. Вот так стоять с ней – в этом уже было что-то тягостное и манящее.
– Родственница? – молвила она. Наша девочка произнесла первое слово! Меня вдруг посетила охлаждающая мысль о том, что с ней, возможно, что-то не так. Аутичная внучка живет с эксцентричной бабкой. Вполне в духе эпохи, а?
– Ну да. Женщина. Вчера мы с ней ходили вот в эту квартиру. И вы меня видели. Она дома?
– Забери меня отсюда, – почти прошептала она.
Я опешил. В лице этой флегматичной детки ничего не изменилось, но в словах была живая груcть… Грусть! Грусть и тревога. Только я стал выдумывать ответ, как послышалось шарканье тапок, и за спиной девушки показалась искомая миссис Марпл.
– Чего это вы тут беседуете в дверях? Аля, ну-ка иди в комнату. Вам чего?
– Вы меня не помните? Я вчера заходил. Вы мне показывали квартиру художника. Хотел спросить, не слышно ли чего о нем с тех пор.
– А, ну да, припоминаю вас, – старая миссис, кажется, сомневалась.
– И? Что-нибудь новое?
– Новое?
– Про художника.
– А что новое?
– Быть может он приходил?
– Кажется, нет.
– Вы помните, мы вчера выяснили с вами, что в квартире ничего не горело. Тем не менее он, вроде бы, с ожогами поступил в больницу.
– Ах… Так вы полицейский? Салимов?
Мои старики давно уже были в мире подземном, ушли туда раньше, чем я успел насладиться их забывчивостью и всеми прелестями общения с тем, чей ум безнадежно слабеет с каждой лишней минутой, проведенной с нами. Поэтому то, что она настолько плохо запомнила вчерашние события, меня изумило. Но, черт возьми, с нее не убудет если я…