Адам мысленно позавидовал двадцати счастливчикам. Быть даже претендентом уже жирная галочка в карьере солдата.
Джонс опять посмотрел на Адама и хитро улыбнулся.
– Но главное даже не это. – Продолжил говорить Джонс, – главное то, что ты входишь в состав претендентов. – Гордо, заявил капитан. – Да, да, Адам ты в числе этих счастливчиков.
Вот это новость. Не даром Адам терпел все эти годы философские беседы с капитаном и его опеку. Как бы там не говорили и не смеялись над ним, что он зря зад лижет капитану, толк все-таки был.
Капитан остановился, повернулся к солдату лицом. Он внимательно посмотрел на Адама. Посмотрел ни как офицер на своего подчиненного, а как обычный человек. Возможно, как отец смотрит на своего сына. Или как учитель на ученика.
– Я помню тот день, когда нашел тебя. Совсем юного, ранимого. Но с таким огнем в глазах. Ты знаешь, именно твои глаза послужили причиной. Они заставили меня бросить все силы, все свои связи, чтобы ты, обычный мальчишка, оказался здесь и стал частью нашей одной большой семьи. Я не скрою, я ведь всегда тебя выделял. Выделял тебя среди этой многочисленной толпы. И сейчас я опять хочу выделить тебя. И верить в то, что ты, возможно, окажешься тем самым, кого выберет Тайпан.
Адама все считали не таким, как все. Хотя юноша лет с четырнадцати, сначала учился в военной академии, а затем стал новобранцем. Он был отличником службы, во всем всегда прилежен, послушен, исполнителен, имел пару отличий. И все равно среди сослуживцев считался чужим. А все по тому, что он из бывших беженцев. Мальчишка с улицы, которого из жалости подобрали и решили, что он чего-то да стоит.
В Академию, и уж тем более, армию брали, в основным, детей граждан. Если раньше когда формировалась власть, могли поступать дети с улицы, то сейчас, с появлением все новых и новых поколений, отбор становился избирательный. Теперь беженцам и уж тем более колонистам путь в элиту общества закрыт. Беженцы родились на улице, им с детства внушали, что Федерация зло. И как вольный человек, допускающий подобные мысли, стать достойным власти никак не способен. Сколько волка не корми, всегда будет смотреть в лес. Вот так и сложилось о сержанте мнение, что он чужой, пришлый, не такой похожий.
Да и внешне Адам всегда отличался. Если все солдаты скрешцы, как на подбор, копии друг друга. То Адам был и в этом другим. Чуть выше остальных, чуть стройнее, выразительнее внешне. Да к тому же и любимчик капитана. При всей его особенности его не принимали среди своих. А теперь чужого выбрали в претенденты. Но Адам напротив из кожи вон лез лишь бы доказать, заслужить, стать своим.