– А сейчас, где живёте?
– В однокомнатной подменного фонда. Нас четверо, я, жена, мальчик и девочка. Стою на расширении. Боюсь только, вот за эту вот статейку не лишили бы. Но и жить в таких грязных условиях уже невмоготу. Две конференции было, одна в прошлом году, профсоюзная и вот, по весне, колдоговорная, – люди спрашивают:
– Родион Саныч, когда же у нас вода нормальная из кранов пойдёт? Не выносимо так жить!
Он отвечает:
– Вы об этом Плохина спросите. Он знает, – шутит Татарков так. – А если серьёзно, то – думаем. Дело серьёзное, я понимаю, и с кондачка его не возьмёшь. Вот поднакопим деньжат, возьмёмся и за воду. Слово даю – решим вопрос.
– …А на деле – всё по-прежнему. Вот и не выдержал, написал крамолу.
Шапкин улыбнулся.
– Тут на фельетон похоже. С юморком, остро. Вы не возражаете, если мы его фельетоном пропустим?
– Да нет, почему же. Хоть как, лишь бы помогло. А точно пойдёт в газету?
– Пойдёт, не сомневайтесь. К нам на вашего директора ещё немало писем поступает. В том числе и по шоколадной воде. И ваша статья как раз вовремя. Ждите, может быть, в субботний номер и вставим.
И, уже прощаясь, редактор вновь вернулся к предложению:
– Так что, Геннадий Миронович, попробуете себя в литературном жанре, в рассказах, в юморесках, в стихах?
Крючков смутился.
– Да какой из меня писатель.
– Ну не скромничайте, не скромничайте. Мне виднее – есть в человеке данные или нет. А в вас они скрыты. Развивать надо. Жили бы в Калуге, походили бы к нам, у нас при редакции есть литобъединение «Вега». Его ведёт Валя Волков, писатель и поэт.
– Хорошо бы, конечно. Да живу далековато, не наездишься. Это уж тут подпёрло – настрочил.
Василий Иванович засмеялся.
– Тогда надо, чтобы почаще вас подпирало.
Крючков только дёрнул плечами, выражая не согласие.
12
Геннадий ездил в редакцию в субботу, и потому с волнением пережидал дни до следующей субботы. И вдруг, в четверг после обеда, ему позвонил начальник цеха Хлопотушкин.
– Гена, это твой фельетон в «Знамёнке»? «С шоколадным отливом»? – голос был с задоринкой, которая, видимо, осталась ещё от прочитанного текста.
Крючков от неожиданности даже подрастерялся.
– Что молчишь? Или статус писателя не позволяет вступать в разговоры с нами, грешными.
– Скажите тоже… А газета у вас?
– Да, вот передо мной.
– Я сейчас подойду.