Мужчина продолжал курить, одновременно перемещая свой взгляд от железнодорожной насыпи в сторону леса, охватывая начинавшие проглядываться из тумана вбитые в землю высокие колья, что обозначали каждую отдельную площадку, на которой были аккуратно уложены найденные и обезвреженные мины. Осмотрев поле, он перевел взгляд на грунтовую дорогу, петлявшую между бомбовыми воронками, многие из которых были заполнены небольшим количеством грязной воды, никак не испарявшейся, даже из-за стоявшей уже много недель жары. Продолжая немного прищуриваться, мужчина посмотрел в сторону восхода солнца, а потом, высоко подняв брови и наморщив лоб, скользнул взглядом по небу, отмечая что-то для себя и оценивая погоду на предстоящий день.
Докурив, он вновь поправил на плечах ватник и, уже решив направиться назад в землянку, как увидел выходящего из нее второго мужчину, более молодого, но такого же худого, в накинутой на плечи старой солдатской шинели.
– Тебе то, что не спиться? – спросил он его, отступив в сторону, чтобы освободить проход для внезапно появившегося товарища.
– Сам знаешь, – ответил ему тот, извлекая из кармана грязный, засаленный кисет и клочок рваной газеты, – сегодня работы сколько, да еще и саперы подъедут.
Увидев еще не потушенный окурок в руках первого мужчины, он добавил:
– Не бросай, дай я подкурю.
Передав напарнику еще тлевший остаток козьей ножки, мужчина, продолжая щуриться, сказал:
– Сегодня день жаркий. Начнем с разминирования, а как саперы прибудут, будем отгрузкой заниматься. И так с опережением плана идем.
– С опережением! – С явно язвительной интонацией в голосе ответил ему напарник. – Да ты посмотри на эти поля! Нам бы до зимы управиться! А райком поставил задачу так, чтобы к весенней посевной первого послевоенного года все здесь было разминировано. А мы конца и края этому не видим.
Он отвернулся и, уже по привычке, начал смотреть в сторону восходящего солнца, потом на небо, потом на птиц и их полет, оценивая что-то опытным взглядом.
– Опять жарища сегодня будет, – он глубоко затянулся табачным дымом и начал тереть плечо, морщась и кривя лицом.
– Что, болит? – спросил его тот, что был пониже ростом.
– Да! Опять проклятый осколок за нерв задевает, – посетовал ему собеседник, цитируя врачебный диагноз, поставленный ему в военном госпитале и, вытянул шею, вглядываясь в едва появившийся из-за горизонта паровозный дымок.