Ветер пока еще пахнет свободой,
трафик дорог слегка перегружен.
Молчат Елизаров, Летов, Старков —
нет у матери столько прощальных платков.
Накрыта поляна на скатерти:
беленькая, огурчики, хлебушек.
Задремал на окне юноша —
проснулся на паперти дедушкой.
Шуев Паша открывал современным ножом-открывашкой консервную банку с американским томатным супом, материализовав её с оцифрованных картин Э. Уорхола. Кто бы мог подумать, что медитация и японский дзен-буддизм могут дать такую сверхсилу. Впрочем, такая сила есть у каждого, кто когда-либо придумывал себе тульпу.
К слову, супы в понимании американцев и англичан – принципиально разные вещи. Наверно. Читал где-то об этом.
Пашок делает мою поэзию прозаичной, и наоборот. Потому что сложно чихать, когда писаешь в темноте в Угру, пока какой-нибудь битник пополняя духовную аудиотеку, записывает все эти звуки текстом:
Вжжж.. бззз.. плюх… плых.. апчхи…
Шуев Паша – это всегда неизвестная личность: для большинства персона нон-грата, часто появляется в очках, периодически льет себе на руку кислоту и устраивает потасовки в борделях. Но, когда у Паши есть американский томатный суп, материализованный с оцифрованных картин Э. Уорхола, Они становятся тише; чуждость обществу угасает.
Открывая банку, уверенными, заученными годами движениями, параллельно смотря в окно, за которым симулякров больше, чем комаров в летний вечер, что-то пошло не как обычно. То ли руки размякли, то ли мысли увлекли Пашу, но в один момент движения стали неидеальными, неуверенными. Запястья дрогнули.
Кровавая капля американского томатного супа, материализованного с оцифрованных картин Э. Уорхола, размером 2 х 2 сантиметра теперь растекалась по помятой от активных движений рубашке. Вселенная содрогнулась и замерла. Время застыло; некогда парящие птицы попадали камнями на сырой асфальт, который молча хранил тайну сотен тысяч людей.