Спорить с начальством не стал, хотя было интересно, о чем пойдет разговор между ведьмой и главой ДМБ. При мне не было названо ни одного конкретного имени. Я не спрашивал, пытаясь понять общую картину в целом и мотивы преступников. Антипов же не торопил арестованную с ответами, не намереваясь давать мне в руки слишком много лишней информации.
Ну и хрен с ним, все равно в итоге предоставит материалы расследования, пусть и не сразу.
Прошелся вдоль камер временного изолятора и задумался.
– А где находится Вестников?
Среди обычных задержанных бывшего оперативника ДМБ не было. Значит он содержался отдельно.
Впереди щелкнули двери лифта и из-за поворота показалась физиономия Митина.
– Стас, ты все еще тут? Где Антипов?
Кивком головы указал на конец коридора.
– В допросной.
– Ясно. Пойдем, поторопим. Тут поступила новая информация, надо бы еще раз потрясти Вестникова.
Только мы подошли к двери, как она распахнулась, являя нашему взору угрюмого Дениса Андреевича.
– Ну, как? – поинтересовался Кирилл.
Антипов нервно передернул щекой, чуть отстраняясь.
– Приговор приведен в исполнение.
Заглянул через плечо начальника ДМБ и поморщился.
Алиса Метелкина так и осталась сидеть на стуле, единственное отличие заключалось в том, что ее голова чуть откинулась назад, потускневшие глаза тупо уставились в одну точку, а на лбу появилось маленькое пулевое отверстие.
Примерно чего-то подобного я и ожидал, поэтому не был столь удивлен представшей перед моими глазами картиной.
– Мертва?
– Почти. Серебряная пуля… но, чтобы уж совсем наверняка, необходимо сжечь.
Митин покачал головой.
– Зачем сам-то?
– А что? – зло бросил Антипов, – Церберу ее нужно было отдать на растерзание? Он бы порадовался. Живой все равно нельзя было оставлять. Не мы, так из Бузиновских кто-нибудь прикончил, а до этого поглумился всласть. Уж лучше так, все милосерднее будет.
Антипов прав, окажись Алиса в тюрьме, до нее в любом случае добрались бы. Слишком много она знала и слишком многому была свидетелем.
Чисто по-человечески, мне было жаль женщину, но как только я вспоминал перекошенное от боли лицо Бориса и количество нелюдей, погубленных благодаря ее колдовству, вся жалось вмиг пропадала, оставляя после себя лишь тихую грусть и сожаление, что ничего уже нельзя изменить.
Митин нырнул в ответвление коридора, где я еще никогда не бывал и указал в сторону неприметной двери.