– О том, что идеала нет, но тебе нужно писать идеал, чтобы этот самый идеал, которого не существует, не был создан машиной, которая когда-нибудь да появится. Так?
– Возможно, – карандаш вновь подлетел в воздух, – я сам не очень себя понимаю иногда. У меня…просто не получается написать так, как я хотел бы написать, – на этот раз я не стал его ловить, – эти все обороты речи…я не знаю, правильно ли их использую, – карандаш с глухим звуком упал на пол, – если первые главы мне дались легко, то следующие…с каждым разом все хуже и хуже. Мне кажется, что я начинаю забывать значения некоторых слов. Если не всех. Да и это старье, – я кивнул на машинку, стоящую в углу комнаты, вновь позабыв о том, что Михаил не может меня видеть, – работает через раз. Нужно будет купить что-то более современное, что-то более мощное. Может быть что-то…с автокорректором?
– Я в этом не разбираюсь, – собеседник задумчиво вздохнул, – если тебе нужна новая…ты про машинку, да?
– Угу.
– Если тебе нужна новая машинка, купи ее.
Я поднялся с кресла и подошел к деревянному столу, на котором стояла небольшая машинка, купленная еще моим дедом. Нет, не спорю, Михаил был прав, мне стоило бы купить новую машинку прямо сейчас, может дело пошло бы в гору, но тогда пришлось бы избавиться от этой, служившей мне памятью.
– Я такую больше нигде не куплю, – вдруг произнес я спустя пару минут молчания, – она такая одна.
– А?
– Машинка. Печатная машинка.
– Да я понял, что не кастрюля.
– Тогда зачем спрашиваешь? – иногда Михаил меня подбешивал или даже выводил из себя своими глупыми вопросами, если он понимал, что речь идет о моей чертовой машинке, зачем переспросил?!
– Ну может у тебя там не только ее хрен где купишь!
У меня почему-то пропало желание с ним что-то обсуждать. Нет, Михаил был вполне неплохим парнем, просто общение с ним давалось мне тяжело. Мы, казалось, из разных миров, из разных вселенных, живем на разных планетах. Он никогда не знал, каково это – быть писателем, а я никогда не интересовался, как живут шеф-повара. У меня в книгах они никогда не появлялись, поэтому я не читал ничего про них и не задавал никому вопросов. Все, о чем я пишу, даже малейшие детали, всегда изучено. Я не могу писать про собаку породы ньюфаундленд, если не съезжу к заводчику и не посмотрю пару десятков документальных фильмов. Афина, человек, ради которого я написал столько всего…Афина всегда говорила, что я знаю лишь то, о чем пишу. Раньше не я понимал, что она имела в виду, но теперь, мне кажется, я начал осознавать смысл ее слов. Да, я досконально изучил много различных вещей, но при этом простые вещи мне временами понять не дано. А все из-за того, что я…не писал о них? Это было еще одной моей огромной проблемой. Я не знал, как устроен этот простецкий дурацкий мир! Должен ли писатель знать абсолютно все? Не только то, о чем он пишет? Афина считала, что да. Она вообще считала, что я – не писатель, лишь пародия на него.