– Эмилия, – тоскливо произнес вслух ее имя мужчина, предаваясь воспоминаниям из прошлой жизни, бокал был пуст, вино – допито.
Именно в такие моменты герой с неохотой задавал себе всего один вопрос, на которой спустя столько лет и потрясений так и не смог найти однозначный ответ. Фаренгейт не знал, зачем он остался жив, как и не знал, почему его душу в тот роковой день не забрал белый туман, почему его спасла злополучная случайность.
– Слишком стар, чтобы начинать жить по-новому, и слишком молод, чтобы умирать, – категорично заключил Фрэнк, вслушиваясь в столь приятную композицию в репертуаре виртуозного марокканца, позже он заказал вторую бутылку вина из довоенных запасов.
Отчаянные авантюристы выбирались далеко за пределы стен в поисках этого ценного во все времена товара, тайком перевозя его в Париж, Фрэнк знал или очень хотел верить, что в подобных заведениях вино не разбавляли или делали это в адекватных пропорциях, не держа посетителей за круглых идиотов.
Ближе к концу выступления внимание Фаренгейта привлекли длинные уши человекоподобного зайца за одним из столиков перед ним, поскольку к этому зверю в ухоженном костюме присоединилась приятного вида девушка в вечернем платье и полушубке, насколько можно было судить во мраке. От нее веяло духами. Эта незнакомка совершенно точно не появлялась в зале в течение последнего часа, однако им хватило всего минуты, чтобы уйти из ресторана вместе. Фрэнка сразу посетили некоторые мрачные мысли, но потом он вдруг вспомнил про туфли, которые ему хотелось приобрести.
К темному углу возвратился прежний официант, тоскливый и пьяный Фаренгейт расплатился с заведением и, с трудом встав из-за стола, неторопливо зашагал к выходу. Перед тем как оказаться на улице он, надев пальто и шляпу, успел заметить удаляющийся силуэт певицы вместе со своими компаньонами: пианистом во фраке и прямоходящим котом, если, конечно, все это ему не померещилось. Во всяком случае, растерявшему всякую надежду на новое счастье Фрэнку встреча была безразлична.
Газовые фонари сияли вновь, добавляя вечеру какого-то стерильного лоска. На грандиозный триколор пятой республики на громаде Триумфальной арки лился свет прожекторов, что стелился и сгорал в цветной ткани, точно как лучи бледного солнца на поверхности холодных вод беспокойного моря. Дождь давно кончился, но брусчатка под ногами оставалась влажной.