– Может быть, на свете есть и другой я, о котором я даже не догадываюсь, быть может, прямо в эту секунду живет иной мир или реальность, где конца света и не произошло, а на фасаде собора парижской богоматери никогда не появлялось тех злополучных слов, что были обречены стать предсказанием. – Все размышлял о чем-то Фрэнк, не до конца понимая, о чем говорил, словно лишь описывал возникающие перед его глазами полотна другой жизни, которой просто нет места в реальности.
– Это все то довоенное вино, – нашел простое объяснение герой, когда заметил, насколько далеко удалился от эльфийского заведения.
Фаренгейт находил мало полезного в бессмысленных прогулках, не желая признавать, что уже не мог считать очередной день полноценным, если не появлялся на мрачных улицах последнего города, прекрасный облик которого удавалось разглядеть в еще живых и теплящихся его сердце воспоминаниях даже после конца света.
– Будь я моложе, то, наверное, влюбился бы в Париж по-настоящему, отдавшись этому чистому чувству, – робко признался Фрэнк, не безосновательно считая себя большим знатоком этого города, окруженного бетонными стенами, ведь за эти годы он увидел так много сцен и разузнал столько хитрых троп в сотнях переулков, точно пропустил дыхание древней столицы через свое сердце.
Немногословный мужчина и не заметил, с какой легкостью прошагал еще несколько сотен метров, прежде чем обнаружить вокруг безлюдные тротуары и парки, в глубине которых сквозь листья деревьев и туман проглядывались горящие желтыми пятнами в беспорядке окна домов. Фрэнк почувствовал на своей фигуре прикосновения множества любопытных глаз дьявольских птиц, словно он оказался на сцене, играя самого себя.
– Как бы я хотел, чтобы ты просто могла меня увидеть, – полушепотом обратился к Эмилии обреченный герой, раз за разом воссоздавая в пустоте перед своими глазами пленительный образ, что с годами размывался, словно лица на старых фотографиях. – Просить о большем и не смею, дорогая.
– Иногда мне казалось, что мы все уже давно мертвы, но смерть по какому-то нелепому совпадению не приковала нас к земле, позволив призракам существовать в последнем городе за бетонными стенами и колючей проволокой. Словно все мы, разгневавшие самого создателя, уже никогда не выберемся из этого экзистенциального кошмара, – за один короткий миг пронеслось в мыслях Фаренгейта.